совсем некуда пойти?
Билл помотал головой.
– А твои родители? Вы поссорились?
– Вроде того… – уклончиво ответил Билл. Взгляд его всё время утыкался в пятна темнеющих корней волос на её головке – это выглядело так вопиюще дёшево, но так трогательно именно на ней. Ресницы Магдалены были накрашены чёрной тушью, они круто загибались наверх и местами слипались.
– Родители – единственные люди, которые простят тебе всё, что угодно, надо только с ними правильно поговорить… Твои, я уверена, тоже тебя простят. Они же тебя любят. Когда я убежала из дома к Эдвину, моя мама…
– Это немного другое. Есть на свете одна вещь, которую родители не могут простить как раз потому, что любят. А именно – когда в тебе рушатся их надежды. Это самое страшное, чем вообще человек может угостить своих предков…
По лицу Магдалены Билл догадался, что она ничего не поняла, но это не лишило её участия. Девчонка вздохнула.
– Ну ладно. Раз уж у тебя всё так тухло… Я придумала как тебе помочь.
Она открыла боковую дверь и выпустила Билла в тёплый тесный ларёк.
– Я останусь здесь с тобой. На всю ночь. – И добавила немного виновато, – чтобы ты ничего не съел…
– Как же твоя мама?
– Она и не заметит, что меня нет. Она очень крепко спит, особенно если выпьет, а это случается нередко. А даже если она и обнаружит моё отсутствие, то решит, что я у Эдвина. Да и какая ей разница уже? Я практически замужем…
– А сам Эдвин?
– Он сегодня в ночную смену.
Отогреваясь, Билл чувствовал небывалое блаженство во всём теле. Ему казалось, что нигде и никогда ещё не было так хорошо, как здесь, сейчас – пусть сидеть на перевёрнутом ящике из-под овощей не слишком удобно, мешают длинные согнутые в коленях ноги, да толпятся повсюду коробки со всякой всячиной – но после дождливой ветреной весенней улицы – и это рай. А к плечу Билла, от нехватки пространства – от чего же ещё? – робко приникло хрупкое плечико девчонки.
– Так и посидим, – сказала она шёпотом, – только свет погасим, когда я закрою…
– Магдалена… – тихо позвал Билл в темноте. Глаза ещё не успели привыкнуть, он ничего не видел, но чувствовал, что она где-то здесь, совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Девчонка заперла дверь, немного повозившись с засовом, пошуршала какими-то пакетами, и, судя по движению воздуха, тоже села на ящик. Только теперь чуть дальше от Билла, чем минуту назад.
– Все зовут меня просто Леной, – забормотала она, застенчиво ускоряя свой и без того сбивчивый милый говорок, – и ты тоже зови… Я сама привыкла уже. Лена да Лена. Мне стыдно делается, когда произносят моё полное имя. …Слишком длинно получается, и как-то… чересчур величественно… что ли… Я этого не стою.
6
Он даже не понял, как всё случилось. И теперь ему было до того неловко, что он не решался взглянуть на Магдалену, Биллу казалось, что тихий свет её лица будет резать глаза, точно яркое солнце…
Как же