расшнуровал обмерзшие петли, сопя, влез в палатку – ведь поставили ее люди! А там – никого. Только в углу – деревянный ящик. И у входа – примус, какие-то тряпки. Тут же круглый бидон, видимо с керосином, и аккуратно свернутый пуховый спальный мешок.
«А что в ящике? Неужели опять шоколад?» – испугался Вовка.
Но в ящике хранился не шоколад. В ящике хранилась полярная рация.
Корпус ее был необычен, но все было при этой необычной, будто вручную собранной рации – и наушники, и пищик, и бронзовый канатик антенны, и батареи. Тут же, обернутые куском прозрачной тонкой резины, лежали четыре коробки спичек «Авион». А значило это то, что где-то рядом должны были быть люди.
«Сейчас я отдохну немножко, – сказал Вовка вслух, – а потом отправлюсь на метеостанцию…»
«Вот я сейчас отдохну совсем немножко и пойду…» – повторил он вслух каким-то дрожащим и противным голосом, а сам уже качал поршень примуса, негнущимися пальцами зажигал спичку. Она вспыхнула, примус зашипел, пахнуло в лицо керосином, теплом – живым пахнуло. И, сдерживая опять готовые хлынуть слезы, Вовка с презрением сказал себе: «А еще хотел один в снегах провести ночь…» Теперь, добравшись до неизвестно кем поставленной палатки, Вовка не хотел прощать себе никаких, даже малейших глупостей. «Тоже мне, полярник… Колька Милевский сперва подумал бы, стоит ли обманывать маму…»
Снег…
Вечный снег…
Сын полярников, Вовка хорошо знал, как начинается зима в Арктике.
Никакого этого медленного угасания природы. Не падает листва с деревьев, нет тут никаких деревьев. Не жухнет, свертываясь в ветошь, трава, нет тут травы. Просто однажды над голой тундрой, над безлюдными островами, над мертвым проносным льдом начинает бусить мелкий дождь, низкая синевица недобро ложится по самому краю неба, а ночные заморозки напрочь стеклят ручьи, промораживая воду до самого дна. Вот тогда-то и врываются в тундру шумные ветры, несущие с собой чудовищные клубы сухого бешеного снега…
Примус шипел весело. В палатке заметно потеплело.
«Я только отдохну совсем немножко…» – повторил про себя Вовка, но рыкнул злобно Белый. Рыкнул совсем рядом, у входа в палатку. И сразу залились, взвыли в ответ чужие собачьи глотки.
«Неужели Леонтий Иванович? Неужели так быстро?»
Не веря себе, Вовка головой наружу вылез из палатки и увидел упряжку – но чужую… увидел собак – но чужих. А на чужой нарте стоял на коленях, вцепившись левой рукой в деревянный баран, бородатый, совершенно незнакомый Вовке человек.
Глава четвертая.
В БУХТЕ ПЕСЦОВОЙ
Бороду неизвестный забрал в ладонь, так что из-под рукавицы клочьями торчали черные волосы. Унимая собак, зычно рявкнул: «Гин!» Кричал на своих собак, но Белый, поджав хвост, тоже отступил за палатку.
Бородач соскочил с нарты. Малица на бородаче вытертая, но ни одной заплатки, ни одной опорины. А еще Вовку поразил малый рост бородача: при таких мощных плечах он должен был быть раза в два выше! Округлив от удивления глаза, бородач шумно выдохнул:
– Ты