из барака…
Проходная комната, где стражники обычно занимались «внушениями», уже осталась позади, а команды «Стоять! Руки за спину!» почему-то не последовало. Скрипучая деревянная лестница ведёт наверх, от стены пышет жаром – за ней, наверное, топится печь, в которую, скорее всего, стражник швырнёт фигурки Седьмицы, которые приходилось вырезать из неподатливой берёзовой чурки заточенной о камень пряжкой от армейского ремня, найденной в горе мусора за соседним бараком. Как будто специально ждали, когда здесь Буй-Котяра появится, чтобы эту кучу хлама, копившегося годами, грузить на носилки и отправлять в кузов древнего грузовика, тарахтящего, как трактор, и смердящего своим выхлопом. Там, помимо обломков казённой мебели, валялись рваные противогазы, обломки каких-то приборов, обрывки ремней и шинелей, связанные в тюки. Странно было и то, что никто из заключённых не был здесь больше месяца, как будто всех прежних в одночасье выпустили на волю или пустили в расход…
– Стоять! Руки за спину! – наконец-то скомандовал один из стражников.
Тот, что пониже ростом, отдал помповое ружьё своему рослому товарищу, снял шапку, пригладил чубчик и почтительно постучался в дверь, обитую фигурной рейкой. Оттуда донёсся какой-то невнятный звук, похожий на мычание. Стражник потянул на себя дверную ручку, просунул голову в образовавшуюся щель.
– Привели, Ваш Бродь!
– Почему так долго?!
– А он снова… Того. Насилу нашли.
– Сюда его!
Верзила, стоявший сзади, толкнул заключённого в спину и запихнул его в дверной проём.
За столом сидел сам начальник колонии, штаб-майор Тихий, грузный, красномордый, с добродушной улыбкой на пухлых губах.
– Посади его. – Штаб-майор указал на стул, сиротливо стоящий справа от двери.
– Не много ли чести? – попытался возразить усатый.
– Поговори у меня, – ласково предупредил его штаб-майор, и Буй-Котяру тут же усадили. – А теперь оба за дверью подождите. И подслушивать не вздумайте.
– Извиняйте, Ваш Бродь, но он психованный, – предостерёг начальство рослый, но прочитав что-то нехорошее во взгляде щтаб-майора, поспешил удалиться, потянув за ремень усатого.
Когда дверь за ними захлопнулась, начальник колонии исподлобья посмотрел на заключённого и резко спросил:
– Номер?
– Девяносто третий, – наизусть ответил Буй-Котяра, пытаясь встать и стянуть с головы ушанку, как полагалось, если к тебе обращался любой гражданин начальник, пусть даже рядовой стражник. Встать у него не получилось, потому что помешала дрожь в коленках и боль в пояснице, зато шапку удалось скинуть исправно.
– Сиди. – Штаб-майор махнул рукой, дважды ткнул пальцем в клавиатуру и на его лицо упал синий отсвет от включившегося монитора. – Так… Самсон Лыко, по прозвищу Буй-Котяра, 46 лет, уроженец посёлка Курочки Кемской волости Тиверского уезда, житель Соборной Гардарики… – прочёл он, глядя на