жутких бараков.
Лейла сделала нетвёрдый шаг по узкому проходу между рядами двухэтажных грубо сколоченных нар, освещённых одинокой тусклой лампочкой, свисающей с потолка на плетёном проводе, и споткнулась о какой-то тюк. На связке тряпья, пахнущего нафталином и схваченного тонкой бечёвкой, висела бирка из серого картона, на которой чёрным фломастером было начертано: «Лейла Кунь, ЗК № 103». Значит, уже и номер присвоили…
Переодеться действительно не помешало бы. Едва ли здесь уместно длинное вечернее платье с глубоким разрезом, усеянное радужными блёстками. А туфли на каблуках вообще никуда не годятся, тем более, один каблук отвалился ещё перед входом в караульное помещение. Тогда ей ещё казалось, что всё происходящее – чья-то глупая нелепая шутка и вскоре можно будет вернуться в свою тихую уютную комнату, лечь на кровать и уткнуть глаза в какую-нибудь книжку из тех, что выстроились на единственной полке, сиротливо висящей на голой стене.
Может быть, завтра всё кончится? Придёт кто-нибудь из наставников и скажет, что вся эта нелепая история – лишь очередной тест на пригодность к выполнению новой миссии. И неважно, выдержала она его или нет… Главное – вернуться к привычной жизни, пусть временами хлопотной и небезопасной, но всё-таки настоящей, значимой, полезной для общества. Служить Великой Родине, отдавать ей без остатка своё время, свои силы и свою любовь – что может быть прекраснее…
– Эй, подружка, курева нет? – Обрюзгшее лицо, окружённое спутавшимися седыми космами, свесилось с верхнего этажа нар.
– Нет.
– Ну, и хрен с тобой. – Лицо исчезло, и вместо него вниз свесился уголок серого засаленного одеяла.
Так… Компания, похоже, здесь подобралась нескучная. Правда, народу не слишком много – не больше четверти мест заняты полосатыми матрацами, на которых лежали завёрнутые в одеяла кульки человеческих тел. Кто-то посапывает, кто-то ворочается, а из дальнего угла доносится прерывистый старушечий храп.
Лейла двинулась вперёд по проходу, волоча за бечеву свой тюк, казённую одежду, которой обеспечила её Великая Родина на ближайшие три года. Суд был скор, но гуманен, а одна из троих присяжных даже намекнула, что пострадавший может и отозвать заявление, и тогда свобода придёт уже через год. Только зачем ему это надо… Маркел, скорее всего, просто счастлив, что так ловко её подставил. Он даже не надеялся на такую удачу, а телесные повреждения скоро заживут. Что ж – сама виновата. Нечего было срываться. Теперь, конечно, поздно локти кусать.
Родина слышит, Родина знает… Главное – в любой ситуации не предаваться отчаянью и не терять надежду на лучшее. Может быть, здесь не так уж и плохо. Может быть, всё это необходимо для приобретения бесценного опыта. Может быть всё что угодно…
– Эй, новенькая, сюда давай, тут тепло. – Возле железной печурки на грубо сколоченной табуретке сидит сгорбленная фигура, и пока видно лишь тёмный силуэт на фоне отсветов пламени,