от которого плескались воды озера, вела будто вычерченная по линейке главная дорога. Вдоль дороги, словно гвардейцы на строевом смотре, стояли аккуратно подстриженные липы. Дом матери Раевского был выстроен в греческом стиле, с куполом, колоннами и высоким фронтоном. Поздней осенью Каменка с ее патриархальным укладом выглядела не менее обворожительно нежели летом. Заглянем же в Каменку в Екатеринин день[58].
Именитые гости и родня хозяйки съезжались не только со всей округи, но и из Одессы, Екатеринослава и даже из Петербурга. О прибытии очередного визитера извещал оркестр дудочников, двери экипажей открывали чопорные швейцары, хранители традиций незабвенного екатерининского времени. Время в Каменке действительно будто остановилось. Екатерина Николаевна даже нарядом и украшениями подчеркивала, сколь дорога для нее память о золотом веке Екатерины Великой.
Хлебосольство хозяйки било через край. Перечислить всех, кто собирался и вел непринужденные светские беседы за роскошно сервированным столом, смысла не имеет. Но торжество завершалось, стихала изысканная музыка, разъезжались гости и за столом оставались лишь те, кто был посвящен в истинные цели наездов в Каменку. Сие не дано было знать даже Пушкину, искрометные эпиграммы которого вызывали неудержимый смех, в жизнелюбивой поэзии которого каждый из присутствующих искал и находил свой собственный смысл.
Единомыслие заговорщиков в отношении Пушкина было полным. «Души прекрасные порывы» следовало минимизировать и в целях безопасности держать поэта в неведении от далеко идущих планов. Собственноручное письмо Пушкина, написанное в Каменке и адресованное Н. И. Еречу, в полной мере подтверждает сказанное. «Теперь нахожусь в Киевской губернии в деревне Давыдовых[59], милых и умных отшельников, братьев генерала Раевского. Время протекает между аристократическими обедами и демагогическими спорами. Общество наше, теперь рассеянное, было недавно разнообразная смесь умов, оригинальных людей, известных в нашей России, любопытных для незнакомого наблюдения… Женщин мало, много шампанского, много острых слов, много книг, немало стихов…»
Библиотека Раевских-Давыдовых поражала обилием и разнообразием книг, собранных едва ли не со всего света. Женщин было действительно немного. Восемнадцатилетняя А. И. Потапова, гражданская жена Василия Давыдова, была обаятельна и бойка. Аглая Давыдова, жена Александра Львовича, по обыкновению блистала красотой и остроумием. Дочерей генерала Раевского Екатерину и Марию божественная лира Пушкина превозносила до небес. Им еще предстояло дать и несколько прекрасных строк нашей истории.
Читателю необходимо напомнить, что Пушкин находился в южной ссылке, и оттого-то в послании Н. И. Гречу не упомянул ни одной фамилии, ни одного имени. Перлюстрация писем людей неблагонадежных было в то время обычным занятием почтамтских чиновников. Мы же проследим мысль Пушкина.
«Смесь умов» привлекала своей оригинальностью.