пока ещё не собачий холод. Узнаю родное. Ещё даже не совсем осень, а духота кажется красивой легендой. Уже и пальцы мёрзнут, даже в кулаках, мечтают о варежках и невольно тянутся к кулону-хвостику, который я снова с радостью надел. Он уже согрелся на груди как настоящий пушной зверёк. Мягкая шёрстка, тёплый матовый набалдашник и цепочка замысловатого плетения. Как интересно: он что, воду поглощает? У меня же пальцы были мокрые. Да нет, мех вроде обычный, даже немного отсырел, а вот оправа хороша. Интересно, откуда материал? Надо будет у Алеси спросить.
Всё, веки уже тяжёлые, и глаза лучше не закрывать. А то накроет.
Оглядываюсь, скорее чтобы размять шею, потому что всё равно ничего не видно. Я не какая-нибудь киска, которых так любит моя сестра, и в темноте вижу темноту и не сильно больше. Зато на ощупь хорошо ориентируюсь. И помню хорошо. Память вообще творит чудеса. Вот, например, знакомое дерево. Сколько наших ног оно выдержало! Сколько веток мы нечаянно сломали, а оно всё живо и помирать не собирается. Провожаю взглядом ствол до самого зенита. Знакомый рисунок ветвей едва колышется на фоне серого неба и белой, прядь её, звезды. Звезда даже лучики протягивает.
А это ещё что? Ветка сломанная?
Или моё бревно с вектырем?
Расталкивая сомнения, я хватаюсь за ствол и, кряхтя, поднимаю себя на полметра вверх. На следующем этапе кряхтеть не требуется. В считанные минуты я достигаю пятиметровой высоты и уже в нелукавом ракурсе вижу объект. Вижу обломанную верхушку ствола, которая легла на ветки под таким углом, что кажется прямой снизу.
Облом.
А надо было не расталкивать сомнения, а соединиться с вектырем. И задать себе вопрос, почему он не соединяется, раз висит так близко. Ведь он должен был остаться включённым.
Потому что вектыря здесь нет и никогда не было.
А, в сущности, почему облом? Я покорил высоту непокорного детства, не поскользнувшись, не замёрзнув и не устав до изнеможения. Я обновил старые навыки, откачал хаос из тела, согрелся и размотал целое измерение памяти. Какой там вектырь? Вот он я, а вот Мэмыл в трёх метрах книзу соревнуется в вокале с трещащей веткой; а вот Пашок, намутил трос да так и завис, перепутал, но разве признается? Где же вы сейчас?
Молчат. Ни слова, ни образа, ни общей гостиной. Даже кабинет моего неспящего сознания, со всеми экранами, со всей своей навигацией ничего не показывает. А ведь сейчас у них день, и спать они не могут. Опять заняты? Коты Шрёдингера. Вы же не могли оба сдохнуть – одмины сказали «смерть», а не «смерти». Вы что, скрываетесь от закона?
Помню, как Мэмыл предложил намутить термоядерную катастрофу, чтобы прославить наш городок и привлечь новых людей. Мы ему тогда отсоветовали ещё раз рыгать на уроке, а то две термоядерные катастрофы город не переживёт. Эх, были времена! Пять лет назад – это же так мало! А кажется, что… впрочем, нет, уже не пять, уже целых семь.
А Пашок? «Занят. Буду».