то, почему она так долго не объявлялась к ним в дом.
Они сразу нашли общий язык и почему-то вызвали странную симпатию друг у друга. С того самого Нового Года по каким-то загадочным случайностям они стали видеться гораздо чаще даже самих родителей с ней. Она всегда как-то по-особому на него смотрела, с каким-то непонятным теплом. За несколько месяцев они стали почти лучшими друзьями, а Алиса ему так часто звонила, что уже было как-то странно, если Марк и дня с ней не поговорил.
Но едва ли Марк мог назвать то чувство, что исходило от неё, просто дружеской симпатией или родственной любовью. Нет, это было что-то другое. Но вот что?..
Марк смотрел на то, как она листает какой-то блокнот.
– Я никогда не сплю в такое время, – он обвёл её фигуру взглядом, остановившись на сосредоточенном лице, на котором играла лёгкая, почти незаметная улыбка, – разве что в очень редких случаях.
Он восхищался её лицом. Оно было обычно сдержанным, но в то же время тёплым, умиротворённым. Ему казалось, что его невозможно не выделить среди сотен других, ведь крайне редко ты сможешь увидеть незамаскированную доброту в глазах, но всё же так тщательно скрываемую. Но вместе с тем, Марк злился, злился потому, что кто-то, кроме самого парня, мог тоже восхищаться ею. И очень часто ему также казалось, что всё это создано и направлено лишь на него…
Неловкая тишина, которая нисколько не тяготила, но сказать всё-таки что-то хотелось. Слышать этот голос, нежный и лёгкий, как перо птицы. Его хотелось слышать всегда, он по-странному успокаивал, заставлял держать себя в руках. Стоило Марку его услышать, когда он был в бешенстве или просто-напросто зол и хотелось выпустить пар из себя, ему словно силой держало что-то изнутри, не позволяло перенести мысли в слова, заставляло подумать, прежде чем говорить. Ох, если бы этот голос мог сопутствовать ему всегда, останавливать, когда это надо было сделать, то он не наговорил много лишнего людям.
Но радовала лишь та мысль, что он никогда не сможет сказать лишнего ей. Ей, которая пыталась быть его опорой последние несколько месяцев; ей, которая искренне его любила, совсем не так, как любили его другие девушки. Совсем не так, как любили его родственники. Совсем по-другому, как-то по-особому. Здесь не было излишнего фанатизма, который был характерен его одногодкам, не было здесь и жёстких осуждений, обычно свойственных родителям. Она могла трезво посмотреть на него, поддержать, если чувствовала, что сейчас это необходимо. Она могла дать стимул или же указать на ошибки, но указывала она так, будто это была вовсе и не ошибка. Будто это просто слишком сложное решение слишком простой проблемы. Она говорила о них дружественным, простым тоном, что само по себе принуждало прислушаться к произносимым им словам. Этакое скрытое принуждение, незаметное, но очень нужное, чтобы не допустить осечки.
– Кстати, – Марк начал как-то неуверенно, будто не знал, что последует за этим началом. Но собравшись