нет, – осклабился Басурманов. – Это так… шушера мелкая. Вроде бобиков, которые за стадом приглядывают. Они нам сигналы всякие передают. Подгоняют кой-когда. Куснуть могут при случае.
– Это мы уже заметили, – Смыков непроизвольно тронул карман, в котором лежал его искалеченный пистолет. – Так вы говорите, что нам бегать придется? Заместо блох?
– А то как же! – Басурманов осклабился еще шире, и стало видно, как велика у него недостача в зубах. – Сигнал ведь уже был. Повторять его никто не будет. Сам удивляюсь, почему вас пока не трогают.
– Хромой черт удивился, когда Иуда удавился, – буркнул Зяблик.
– Ну ладно, бежать так бежать. А куда, не подскажете? – продолжал допытываться Смыков. – И как? В блошином цирке и то свои твердые правила есть.
– Тут-то и загвоздка! – Басурманов многозначительно помахал кривым пальцем. – Бежать надо куда глаза глядят и куда случай укажет. А куда прибежишь – неизвестно. Можешь на то же самое место. Можешь на другое, которое в тысяче верст отсюда. Можешь и в пропасть какую-нибудь сверзнуться. То, что все здесь как на ладони глядится, вы во внимание не принимайте. Это видимость одна, блазнь. По пустому идешь, а лоб расшибешь. Одним словом, окаянное место.
– Ну а как тут насчет бытовых условий? Питания, обмундирования?
– С обмундированием грех один. Не понимают хозяева, что человек без одежки вроде уже и не человек. Кто в чем сюда явился, тот то и донашивает. Бабы эти чужеземные почти совсем голые. Особенно те, что из мелюзги выросли.
– Брюки у тебя, как я погляжу, не из казенной коптерки, – многозначительно заметил Зяблик. – Клевые брюки. Да и не по росту они тебе. Снял с кого?
– Сменял, – потупился Басурманов. – На галифе шевиотовые. Совсем еще справное галифе было.
– Да вы, братец мой, еще и вор, оказывается? – деланно удивился Смыков. – Не ожидал… Ладно, рассказывайте дальше.
– А что дальше?
– Пропитание здесь какое?
– Пропитание всякое. С голодухи не помрешь, об этом хозяева как раз заботятся. Ну а ежели кто отличится, тому доппаек положен. Хоть и не приз, но тоже приятно.
Смыков задумался, формулируя следующий вопрос, и этим не замедлил воспользоваться Цыпф.
– Что-то я те ваши слова насчет живых и мертвых не понял. Вы это яснее объяснить можете?
– Дело тут, конечно, темное… Загадочное, – Басурманов понизил голос. – Я сам-то сюда живьем вскочил, точно помню. Понесли меня ноги, чтоб им пусто было, прямо на сияние неземное… Вот… А другие бедолаги, в особенности иноземцы, в мертвецком виде здесь оказались. При полном отсутствии признаков жизни. Некоторые даже и протухшие. Да только хозяева всех быстро на ноги поставили. А иначе кому же для их забавы скакать? Как говорится, кому скорбный мертвец, а кому и золотой телец.
– Где это говорится? – удивилась Верка.
– Промеж гробовщиков, – охотно объяснил Басурманов. – У меня тесть по похоронному делу работал.
– Мерзкие вы вещи, братец мой, рассказываете, – поморщился Смыков. – Не очень-то приятно с живыми