что нельзя этих евреев близко к церкви подпускать, что от них один вред, и вообще правильно их Сталин в Биробиджан. Мужик с Библиями выглядел… вполне характерно.
– М-да, значит так и не будет туалета, – безо всякого энтузиазма сказала регент. – А ты-то, что радуешься? Понимаю, ты молодой, ты дотерпишь, а нам-то старикам как?
Глеб смутился. Такой реакции от Клавдии, так много говорившей о подвижниках и отцах той, послевоенной церкви, он не ждал.
– Не знаю… Как-то забавно, что так настоятеля подкололи, но ведь и этот, с Библиями, не прав. Нельзя так с батюшками, да и как мерить Библии туалетами?
– Подкололи! Так ты ничего и не понял! Людьми, а не туалетами!
– Но… Библия… она и учит… – попытался парировать смущенный юноша.
– Чему она тебя учит?
– Ну… быть человеком… послушанию Богу…
– Что ты знаешь о послушании Богу? Ты вот Библию читал, и что? Есть оно у тебя?!
– Нет, но…
– Вот и иди с глаз моих кадило разжигать, балабол.
После службы Глеб поехал на домашний концерт, квартирник. Обычно встречались в метро небольшими группами и шли с сопровождающим, знавшим адрес. Следили, чтоб никого постороннего не было. Предосторожности были не лишними – не так давно свинтили квартирник БГ9, тот едва успел три песни сыграть.
Сегодняшний квартирник был закрытым: пускали только друзей хозяина квартиры или музыканта. Народу должно быть немного, собственно, только поэтому Глеб и пошёл сейчас на Башлачёва, который казался ему грубовато-мрачноватым.
Но ожидания Глеба не оправдались. Народу в восемнадцатиметровую комнату набилось битком. Всё равно все приходили с друзьями. Было очень душно, начало затягивалось, и Глеб даже думал уйти, но пожалел заплаченной трёшки. Начался концерт.
После первых двух песен молодой алтарник слушал, уже затаив дыхание. А когда Сашбаш запел своего Ванюшу, дыхание у Глеба спёрло, в жар бросило от слов: были к дьякону, к попу ли, интересовалися. Сине небо вниз тянули, тьфу ты! Надорвалися. Балладу Глеб уже слышал, но краем уха, не до конца, поэтому, чем это всё кончится – не знал. И когда раздалось последнее: как в снежном поле душа гуляет, он едва сдерживал слёзы, и, одновременно, какой-то рвавшийся из глубины истошный крик…
Из квартиры он вышел бледный. Задумчиво побрёл по улице.
– Привет!
Глеб вздрогнул. Рядом стояла девчонка с длинными светлыми волосами, стянутыми хайратником10. Она тоже была на квартирнике и ещё там привлекла внимание Глеба, да и сама, кажется, заметила его. Но теперь, оглушённый впечатлением от концерта, Глеб напрочь забыл об этом.
– Привет.
– А ты что такой грустный идёшь? Не понравилось?
– Нет, как раз наоборот! Всё очень круто… Я и не ожидал…
– А по виду твоему не скажешь, что понравилось.
– Ну… я просто под сильным впечатлением…
– Понимаю… Но всё же: рок-н-ролл – славное язычество!11 Должно быть весело, не смотря ни на что, я так думаю, – продолжала разговор девушка.
– Не знаю… А какой