понтами.
– Это – да…
– Идите жрать, пожалуйста, – раздался грозный голос Виктора.
– Чё? И мне дашь? – удивился Антон.
– Подруливай давай! Только не тормози.
– О! Я ж говорю – человек! – обрадовался бывший питерский художник, быстро вытирая кисти. – Иди, садись, а я за тобой, руки отмыть надо…
– Очи всех на Тя, Господи уповают… – начал на кухне молиться хозяин дома.
Сели за стол Виктор и Глеб, хозяин стал раскладывать картошку.
– Слышал, ты в попы собрался и за благословением ходил?
– Да.
– Ты б лучше не к монастырским, а к отцу Павлу съездил.
– Я слышал о нём.
– Он сидел за веру, и на приходе много чего видел, жизнь знает, и не только церковную… Я к нему поехал, спрашиваю: «Батюшка! Я бригадир иконописцев, денег беру с попов по полной, скидок не даю» А он мне: «Бери! Попы нынче богатые: пьют, курят, б…уют… Бери!»
– Что?! Так и сказал?
– А то! Он за словом в кармане не лезет! Чё видит – то и говорит! А видит, порой, не то, что все видят.
– Всё! Отмылся! – с энтузиазмом сказал Антон, живо придвигая стул и накладывая картошку, – спасибо, Вить!
Тот внимательно смотрел, как товарищ накладывает в тарелку, и, когда ложка уже была поднесена к антонову рту, вымолвил:
Да, слушай, ты ж причащаться завтра собрался? А я картошку сливочным маслом заправил… Хошь – ешь, хошь – нет…
Глеб навсегда запомнил то безмятежное наслаждение, с которым бригадир смотрел на медленно опускавшуюся ложку и так и оставшийся открытым рот Антона.
Наставник молодёжи
Гроб вполне хорошая посуда.
Во гробу мне было бы не худо.
Моя хата будет с краю.
Ничего, скажу, не знаю
Хвост и АукцЫон27, «Прощальная».
– Ну что? Принесли картошку? – спросил, снимая в сенях старое увесистое пальто, отец Георгий.
– После твоего слова пять мешков принесли! А я сколько ни просил – ничего, – отвечал, встречая гостя, пару месяцев как рукоположенный в священники отец Глеб, – как это ты, отче, так умеешь? А на Казанскую ты как сказал! Вывернул с праздника на то, что самое ненужное, что без дела валяется в храм нести надо, а кончил, что, если самое дорогое от сердца не оторвать и Богу в жертву не принести, то не будет России спасения от иноверцев. И всё так складно у тебя вышло, логично и убедительно. Я так не умею…
– А надо научиться. Тут в деревне народ простой, но к нему подход нужен. Им всё разжевывать надо, а где и продавить, показать, что уважаешь их, объяснить, что им нужно и в чем они обязаны; силу здесь чтут, а вся эта городская застенчивость с уговорами и приседаниями здесь непонятна и только раздражает.
– Ох не знаю… Как-то это всё в голове менять надо. Вроде и язык один, а понимание разное, – сетовал молодой священник, доставая печенье и собираясь ставить на плиту чайник.
Глядя на это сорокалетний наставник поморщился.
– Ты б закуску