глаз. Отлично.
Долго стояли рабы сии на перекрёстке, обсуждая Шаадуума, арабов вообще, финнов, проживающих в подвале Краба: они ему не мешают, только по выходным танцуют и музыку создают, а так – нормально, рыбу солят день и ночь; вонь страшная… Стемнело. Загадки странные загадывали Глёхве. Ни одного ответа не получили. Время, когда блуждали по городу, то есть лето, и когда ели горькие яблоки с деревьев – хорошее…
Дополз до врат логова мокротного, гибрид обнаружил арабскую вязь, развешанную, как лапша, на гараже у дома, на окнах, на заборчике дрянном и своей шее…
alfasl alththalith
almasar hu ’iimaa almawt ’aw aleubudiatu, ’aw ealaa altariq
Ходить очень полезно. Во время дороги можно думать и мечтать. Пеший путь лечит.
Лето пожинало потроха. Хотелось сгинуть где-то в лесу. Но степь. Оставалась надежда на единственное подобие на великую природу – сосновый бор. В таком случае надо разобрать слово одно – боро-давка: бор и давка. Всё взаимосвязано.
Оставил попытки Арштунх реанимировать Ильяза (тот ушёл в HD-депрессию от страха перед Шаадуумом). Без него двинулись рабы в поход, в бор. Навязался афганский проводник с нами, Ни**та Ку**кин. Глёха пал в истерику, когда не смог разгрызть зубами шоколад афганский. Причина страшная не в еде; а в том, что все пытки у стоматолога были за зря. Пересаженные зубы старух выпали. Краб доволен.
У прудов проходя, путники бросили клич:
Увидав пастуха, в кожу одетого лишь.
Выпрыгнул изо рта рубленный в кубики хлеб,
Когда видят глаза, не пастух это вовсе, а Вэрт.
От проводника исходил вонючий, повторяющийся рэп. Он, не внемля звукам природы, безжалостно вёл нас дальше. Час и час шли в степи. Через жжёную низину с водой и змеями шли. Афганец заметил гадюку, зубы которой застряли в его штанине, только после онемения рук и ног. Я распорол ему ногу от ступни до бедра, чтобы спасти. А потом располосовал и вторую. Мы потеряли проводника, так как он покатился назад. Трое достигли цели.
Бор был стандартен. Сорок шесть рядов сосен, по сорок шесть деревьев в каждом ряду. (46 – это число Вэрта просто). Все тащили мокрый хворост в кучу. Краб пил росу. Костёр он же разжёг. Основным блюдом был суп из картофеля, лука и грязи.
На дерево залез раб Тихий. Мы его, конечно, стряхивали, но рухнул он сам по себе. Спасал снова я. Нет, ничего не резал: бездыханным лежал сей три минуты, руки-клешни вцепились в шею, и травмированный раб пытался дышать, а когда освободили его от удавки кистей, вовсе нормализовался. Арштунх наелся хвойный почек, у него началась аллергия.
Мох – это то самое, ценное… Друг мой и пища.
Донёс не тяжёлый я, мрачно-зелёный,
Томительным временем взрощенный груз.
Мох да и камни понять помогают
Всё тленное: мысль, возможность, мечту.
О жертве бессмертной, бурой и красной,
Спеть песню счастливую в горе