жарко. Представляю, что подумали обо мне пассажиры, когда моя «пышная грудь» вдруг зашевелилась! А потом на свет Божий появилась щенячья голова, увенчанная, словно одуванчик, рыжей шапочкой, два черных глаза и забавная бритая морда. Надо было видеть, как расцвели улыбками мои случайные попутчики! «Щенков стоит возить в метро, хотя бы ради того, чтобы люди улыбались!» – подумала я тогда.
Что я помню об этой собаке? Она была моим вторым ребенком. Любимым. Потому что с сыном были проблемы, а с ней – нет. На него я могла кричать и ругаться – с ней разговаривала с одной лишь лаской в голосе: Арнюша, Нюся. Помню, приводила ребенка из садика, готовила ужин, усаживала его за стол и одновременно кормила собаку. Это был, напомню, 1988 год. Ни о каких кормах мы тогда и знать ничего не знали. Может, в Москве что-то уже и появлялось, а в Тюмени эра «Педигри» и «Вискаса» наступила лишь 4—5 лет спустя. А тогда я либо варила кашу, либо давала то, что если сами – суп, макароны и т.д., обязательно добавляя мелко нарезанную колбасу, поскольку мясо в голодной Тюмени в отличие от сытой столицы давали исключительно по талонам – 1 кг на человека в месяц. Впрочем, и колбасу тоже по талонам, как и масло, и мыло, и водку, и многое другое. Господи, неужели такое когда-то было?!
Так вот, сын считал, что Арнику я кормлю вкуснее, чем его, и требовал, чтобы я непременно крошила ему в тарелку колбасу – так же, как Нюсе. Слава Богу, что ел, сидя за столом, а не на полу рядом с собакой. Когда начинал вредничать, я пугала его, говоря, что отдам его еду Арнике.
В Свердловск ездили часто, – Арника неизменно нас сопровождала. В конце восьмидесятых стало легче с провозом собак. Как бы то ни было, оставлять ее в Тюмени было не с кем. Груня новую жиличку восприняла с философским спокойствием – во всяком случае, не припомню, чтобы она хоть раз на нее зарычала или как-то иначе проявила свое неудовольствие. Может, потому, что Арника приезжала и уезжала и ни на что не претендовала?..
Совершенно однозначно – эту собаку я привезла для участия в выставках. В Тюмени их тогда проводили две в год: ДОСААФ и «Фауна». Так что пришлось учиться сушить, мыть и стричь. Машинки не было – а где бы ее взять? Ножниц нормальных – тоже. Про щетки я вообще не говорю. Кажется, заводчица поделилась со мной пуходеркой – на деревянной ручке, длинная железная… как бы поточнее выразиться… щетина, которая в кровь рвала пальцы, а не только собачью кожу и шерсть. Если долго чесать, на большом и среднем пальцах оставались мозоли. Но ничего, справлялись. Но зато к этому времени я уже знала, как полагается сушить и фенить! И это уже было достижением.
Помню, Нюсе было месяцев пять – шесть, и у нее никак не выпадал один клык. Вечерами я брала ее на руки и расшатывала этот чертов зуб. Дело было в Свердловске. Мама посмотрела, как я маюсь дурью, и сказала: «Лучше бы ребенком занялась!». «Ребенок у меня бесплатный, – недолго думая, возразила я, – а собака