закона.
В первый раз он принял участие в восстании против существующего аристократического городского управления. Патрициев свергли в результате бунта, и художник занял большую должность в новом городском совете. Правда, вскоре старая власть возвратилась, и все вернулось на круги своя. Кампена, естественно, осудили, правда, не так строго, как можно было ожидать. Обвинение звучало, как «сокрытие доказательств», его приговорили к штрафу и принудительному паломничеству и покаянию в монастыре Сен-Жиль.
Под судом художник побывал дважды – да-да, он, оказывается, был рецидивист! Во второй раз все было еще хуже: в 1432 году он был обвинен в развратном сожительстве с некой девицей Лаурой Полетт, за что его приговорили к годичному изгнанию. Видимо, супруга совсем увяла и уже не внушала ему нежных чувств, и стареющий сластолюбец ударился в блуд. Правда, он опять легко отделался, судьи ограничились штрафом – вмешалась анонимная знатная покровительница, скрывшаяся под именем «Мадам Ханой»; возможно, сама Маргарита Бургундская.
Известно также, что из мастерской Кампена вышло несколько известных учеников, самыми талантливыми из которых были Рогир ван дер Вейден и француз Жак Даре. Они «скоропостижно» получили документы об окончании учебы в мастерской Кампена (а значит и право работать самостоятельно) в 1432 году, как раз тогда, когда их мастер был под судом второй раз. По всей вероятности, угроза годичного пелигримажа была вполне реальной, в этом случае художнику пришлось бы закрыть мастерскую и распустить учеников, поэтому он спешно выпустил из-под своей опеки сразу восьмерых, два из которых стали в последствии маститыми живописцами. Интересно, что в 1435 году, то есть уже через три года после окончания учебы, Рогир ван дер Вейден был назначен главным городским живописцем Брюсселя, что говорит об исключительно высоком уровне его мастерства.
Интересно, что по правилам гильдии, ученик, находящийся на обучении в мастерской мэтра, не имел права подписи и даже собственности на свои работы; даже если картина была полностью выполнена учеником, его имя нигде не упоминалось, и он не получал за нее от заказчика ни монеты. Заказы делались мастеру, так что все, что выходило из мастерской, признавалось его собственной работой.
Это считалось совершенной нормальной и привычной практикой. Никому из живописцев того времени не пришло бы в голову называть себя «художником с большой буквы „Х“», ни о каком необузданном творческом поиске, капризах и всяких там «я так вижу» тогда и речи быть не могло – это было ремесло, обслуживающее вполне определенные потребности, по большей мере – религиозные. Нередко рамки, диктуемые заказчиками, были весьма тесными. Очень часто мастеров консультировали служители культа: как и кого из святых изображать, в какой позе и с какими атрибутами. И хотя в католической живописи не существовало таких жестких канонических правил, как в православии, но все-таки определенный