на нежности накануне войны…
Подойдя к двери, я замешкалась. Зин, шедший следом, наткнулся на меня, шепотом извинился и опустил большие ладони мне на плечи.
Двери украшала изысканная картина, изображавшая разрыв Индраны с Солярианским Конгломератом в шестом веке Диаспоры Геи. Однако – это я узнала давным-давно – ее монолитные металлические створки пятифутовой толщины были практически непробиваемы.
– Ваше высочество?
– Дайте мне минутку, пожалуйста.
Я в принципе терпеть не могла кого-то о чем-либо просить – тем более тех, из-за кого я влипла в это дело, что было еще унизительнее. Но мне нужна была эта треклятая минутка, прежде чем я пройду через эти двери в тронный зал – хотя бы только затем, чтобы оплакать всю жизнь, остающуюся за порогом.
«Все кончилось, Хейл, – вновь зазвучал в ушах голос отца – давно забытое воспоминание, всплывшее из глубин памяти. – Ты можешь плакать или смириться с положением вещей. Я не могу сделать выбор за тебя. Сам я никогда не рыдал над пролитым молоком».
Я развернула плечи, вскинула подбородок, укрыла лицо под королевской маской.
– Ладно, – проворчала я. – Закончим этот балаган поскорее.
Сделав глубокий вдох, я толкнула дверь.
Даже в два часа ночи просторный зал кишмя кишел вельможами и всеми прочими, сумевшими разжиться приглашением на прием по случаю моего возвращения домой. Ничего подобного в индранской истории еще не бывало, и около тысячи пар глаз воззрились на меня в безмолвном ожидании.
Тишина в тронном зале не могла бы стать еще более безмолвной, даже если бы кто-нибудь бросил сюда звукоподавляющую бомбу.
Однако перешептывания начались еще до того, как я достигла середины зала, и принялись нарастать, словно приливная волна на море Лакшитани.
Ступая по скользкому полу из белого мрамора, я остановила взгляд на золотых лучах в верхней части трона, чтобы не смотреть на мать.
Мы подошли к ряду черных каменных выступов – из гладкого пола перед троном торчали острые обсидиановые шипы, и никому, даже членам семьи, не разрешалось пересекать эту линию без дозволения императрицы.
Я опустилась на колени. Двадцатилетняя привычка чуть не заставила меня не отводить взгляда от матери. В обществе По-Сина это было необходимо, но с матерью могло повернуть ход событий совсем не туда – возможно, и к кровопролитию. Посему я опустила взгляд и склонилась книзу – так, что лицо оказалось на волосок от каменных шипов. Зин и Эммори по бокам сделали то же самое.
– Мать, – произнесла я, не глядя на нее. – Я вернулась домой.
Мой голос эхом раскатился по залу, и перешептывания смолкли.
– Несмотря на два глубоких сканирования, мы все же отказываемся в это поверить. – Ее тон ничуть не изменился – все та же едкая издевка и усталое раздражение, от которых я страдала многие годы. – Дитя мое, что ты сделала со своими волосами?
Толпа вокруг зароптала, и я до крови прикусила язык. На этот вопрос прямо отвечать не стоило.
– Ваше императорское величество… –