страны незначительное, но для нашего повествования довольно любопытное: Замоскворецкий райком ВКП(б) «вычистил» из партии Надежду Аллилуеву – «как балласт, совершенно не интересующийся партийной жизнью». Исключённую из большевистских рядов женщину обыкновенной советской гражданкой назвать было нельзя. Ведь она работала секретарём самого Ленина и являлась женой Сталина. За несправедливо «вычищенного» товарища заступился лично Владимир Ильич, и райком отменил «исключение», переведя Аллилуеву из членов партии в кандидаты.
А Михаил Булгаков стал к этому времени «миллионером», о чём он и написал 15 декабря сестре Надежде:
«Я завален работой в „Вестнике“. Мы с Таськой питаемся теперь вполне прилично. Если „Вестник“ будет развиваться, надеюсь, дальше проживём. Получаю 3 миллиона в месяц. Скверно, что нет пайка».
Но пребывать в «миллионерах» пришлось недолго – в самом начале 1922 года служащие «Торгово-промышленного вестника» неожиданно узнали о том, что их тоже собираются «вычистить», то бишь уволить с работы. Заступиться за работников небольшой частной газеты было некому, и 13 января Булгаков сообщил сестре Надежде:
«Редактор сообщил мне, что под тяжестью внешних условий „Вест(ник)“ горит… Ты поймёшь, что я должен чувствовать сегодня, вылетая вместе с „Вестником“ в трубу».
Через несколько дней газета-кормилица и в самом деле прекратила своё существование. В Москве – жутчайшие морозы, а у Булгакова – ни тёплой одежды, ни работы. Об этом – в рассказе «Сорок сороков»:
«Белые дни и драповое пальто. Драп, драп. О, чёртова дерюга! Я не могу описать, насколько я мёрз. Мёрз и бегал. Бегал и мёрз».
Чуть позднее в фельетоне «Трактат о жилище» о той жуткой зиме будет рассказано ещё подробнее:
«Меня гоняло по всей необъятной и странной столице одно желание – найти себе пропитание. И я его находил – правда, скудное, невероятно зыбкое. Находил я его на самых фантастических и скоротечных, как чахотка, должностях, добывая его странными, утлыми способами, многие из которых теперь, когда мне полегчало, кажутся уже мне смешными. Я писал торгово-промышленную хронику в газетах, а по ночам сочинял весёлые фельетоны, которые мне самому казались не смешнее зубной боли».
В одном из таких «весёлых фельетонов» («Четыре портрета») Михаил Афанасьевич представил и самого себя:
«Я бывший… впрочем, это не имеет значения, ныне я человек без определённых занятий».
В уже упоминавшейся нами автобиографии (в той, что будет написана в 1924 году) о периоде жизни, который начался с закрытия «Торгово-промышленного вестника», сказано:
«… чтобы поддерживать существование, служил репортёром и фельетонистом в газетах и возненавидел эти звания, лишённые отличий».
Свои впечатления от всего того, что происходило вокруг, Булгаков аккуратно записывал в дневник. 25 января 1922 года он с горечью признавался:
«[Я] до сих пор без места. Питаемся [с] женой плохо. От этого и писать [не]хочется».
Чтобы