мною неразрешимый вопрос.
Вот и всё».
В начале марта Михаил Афанасьевич вновь посетил очередной «Никитинский субботник» и прочёл там отрывок из «Собачьего сердца». До наших дней дошёл агентурный донос, отправленный тогда же по начальству лубянским соглядатаем:
«Был 73.-25 г. на очередном литературном «субботнике» у Е.Ф. Никитиной. Читал Булгаков свою новую повесть…
… вся вещь написана во враждебных, дышащих бесконечным презрением к совстрою тонах… Всё это слушается под сопровождение злорадного смеха никитинской аудитории…
Если и подобные грубо замаскированные… выпады появятся на книжном рынке СССР, то белогвардейской загранице… останется только завидовать исключительнейшим условиям для контрреволюционных авторов у нас».
Ознакомившись с новой булгаковской повестью, мгновенно насторожились и цензоры. А Ангарский, написавший 8 апреля 1925 года письмо Максимилиану Волошину (восторгавшемуся «Белой гвардией»), заметил:
«„Белая гвардия “, по-моему, вещь довольно рядовая, но юмористические его вещи – перлы, обещающие из него художника первого ранга. Но цензура режет его беспощадно. Недавно зарезала чудесную вещь „Собачье сердце“, и он совсем падает духом. Да и живёт почти нищенски…»
Что же заставило цензуру «зарезать» эту «чудесную вещь»?
Вспомним содержание повести.
В «Собачьем сердце» рассказывается о том, как профессор Филипп Филиппович Преображенский пересадил дворняжке по кличке Шарик гипофиз 25-летнего Клима Чугункина, погибшего от удара ножа в пивной на Преображенской заставе. В результате уникальной операции произошло очеловечивание собаки, и Шарик превратился в Полиграфа Полиграфовича Шарикова.
Этот новый гражданин страны Советов сразу ощутил себя хозяином положения. А когда вошёл в контакт с председателем домового комитета Швондером, и вовсе повёл себя так, как вели себя тогда многие из тех, кто недавно был ничем, а стал вдруг всем. За многочисленные пакости, учинённые вчерашней дворнягой, доктор Борменталь (ассистент профессора Преображенского) охарактеризовал Шарикова как «исключительного прохвоста».
Своими грубыми беспардонными выходками, бесцеремонностью и прочим бескультурьем очеловеченный пёс вскоре и самого профессора убедил в том, что его научный эксперимент потерпел сокрушительное фиаско. Белозёрская писала в своих «Воспоминаниях»:
«… учёный ошибся: он не учёл законов наследственности и, пересаживая собаке гипофиз умершего человека, привил ей все пороки покойного: склонность ко лжи, к воровству, грубость, алкоголизм, потенциальную склонность к убийству. Из хорошего пса получился дрянной человек!»
И талантливому хирургу Преображенскому не оставалось ничего другого, как с помощью скальпеля вернуть Шарикову его прежний собачий облик.
Таково содержание повести.
Казалось бы, вновь обычная научная фантастика. На сугубо медицинские темы. И без всякой политики.
Но если вчитаться в «Собачье сердце» со вниманием,