и немецкий язык, попутно разбивая ему сердце. Что доказывает порочность идей женской эмансипации. Ведь придерживайся Анжелика Исааковна более традиционных взглядов на брак и семью, – история Италии, да и всего мира, могла бы сложиться совсем иным образом.
Затаив до поры в глубине души некоторое предубеждение против дочерей дома Израилева, Бенито пытается найти утешение в тяготах и лишениях военной службы, с каковой целью в декабре 1904 года возвращается в Италию, где присоединяется к берсальерскому полку.
Пару лет спустя, уволившись в запас, Муссолини наконец-то получает вожделенную должность школьного учителя. Деятельность его на этом поприще характеризуется двойственностью. С одной стороны, он имеет большой успех у детишек, которых учит быть безбожниками и ругаться матом. С другой же, – встречает горячее неодобрение родительского комитета. И не удивительно. Вот как бы вы сами отнеслись к тому, что педагог вашего ребёнка – пусть и не Гитлер, но всё же целый Муссолини?
Параллельно Бенито продолжает труды на ниве журналистики, приобретая всё большую известность в этом качестве и дорастая до должностей главреда мелких социалистических газеток. Мало того, он не ограничивается бумагомаранием, но активно участвует в акциях прямого социалистического действия, типа организации забастовок и проведения несанкционированных митингов, периодически присаживаясь в тюрьму на пятнадцать и более суток.
По этой причине он вынужден часто менять школы и переезжать с места на место. До тех пор, пока в феврале 1909 года судьба не заносит его в Тренто. Где мировоззрение Муссолини в первый, но далеко не последний раз делает крутой поворот.
Ибо там, в Тренто, водятся ирредентисты.
Тут требуется сделать политико-географическое пояснение.
Как мы уже знаем, Италия – государство очень молодое. На момент описываемых событий ему всего-то около пятидесяти лет от роду. Ещё живы те, кто воочию видел дней Гарибальдивых прекрасное начало. У остальных же – имеются даже не деды, а отцы, воевавшие за освобождение от иностранной оккупации. Поэтому национально-патриотические настроения в итальянском обществе, как, думается, и в большинстве новорождённых государств, были крайне сильны.
Что же до Тренто, то его Гарибальди, увлечённый идеей фикс об освобождении Рима от пап, присоединить к Италии то ли не успел, то ли позабыл. А посему область Трентино—Альто-Адидже все ещё входила в состав Австрийской империи под названием Южный Тироль.
Во времена прибытия Муссолини большая часть тамошнего италоязычного населения хоть и ворчала слегка на австрийцев, но раскачивать лодку с целью присоединения к Итальянскому королевству не рвалась, полагая, что при австрийском владычестве есть какой-никакой орднунг и стабильность. Имелась, однако, пусть и малочисленная, но весьма шумная группа гражданских активистов, которая размахивала итальянскими триколорами,