отец тут же отводил глаза. Так же перестали они обмениваться и планами на следующий день. Почти в полном молчании проходили теперь все трапезы, которые от этого стали и короче, и безрадостней. Но Лиза только вздыхала, а говорить настроения так и не приходило. Полетаев молчал. Егоровна гремела посудой. День кончался.
Утром Лиза нашла на столе в столовой конверт со своим именем и недоуменно посмотрела на Егоровну, узнав почерк.
– Что ты на меня-то смотришь, доню? – Егоровна водрузила на стол самовар. – Все молчите и молчите между собой. Вот и докатились, письма теперь писать друг дружке станете. Он-то спозаранку уже укатил куда-то!
Конверт был от отца. Лиза заглянула внутрь и увидела небольшую записку и ключик. С удивлением прочла: «Милая Лиза! Прости своего нерадивого отца. Так мало уделял я внимания Богу, что, видимо, решил Он мне о себе Сам напомнить. Спасибо, что не наказать. Забыл я свой долг, не смог тебе стать опорой и защитой, все Его милостью только. Не знаю, как и наверстывать. Если Он решит покарать, то пусть только меня одного, а тебя не тронет и по-прежнему хранит. Храни тебя Господь, девочка моя! Ключ этот от секретера, ты знаешь какого. Там деньги на первое время. Как кончатся – обратись к Савве Борисовичу. Хозяйствуй сама, меня не ищите».
Лиза прошла в отцовский кабинет, отперла секретер и увидела пухлое портмоне, до отказа набитое мелкими купюрами, которые, видимо, специально так разменяли для удобства. Она пересчитала – там было ровно две тысячи рублей. Как бы ни была Лиза неопытна в ведении хозяйства, она понимала, что такие деньги не могут «кончиться» ни за два, ни за три месяца. Сердце захолонуло. Она побежала на кухню, к Егоровне. Прочитав вслух письмо, не называя сумму, но сообщив сам факт об оставленных на хозяйство деньгах, Лиза ждала ее вердикта.
– Ох, вот оно аукнулось, – няня опустилась на низкую скамеечку, на которой всегда чистила картошку и другие овощи. – Видать защемило душу-то благодетелю нашему. Да только куда ж ему податься-то? Обожди, доню. Вот Кузьма возвернется, все обскажет, что, где и как. Небось, к Наталье под крыло снова улетел, грехи-то замаливать. Куда ж он от своих ножичков да замочков далеко денется? Тоже ведь – долг. Хотя, уж если от тебя убёг, то и не знаю, что думать. Пусть как есть идет, обождем. Не мальчик, чай. Не затеряется.
– Няня! – Лиза от возмущения, аж всплеснула руками. – Как это не затеряется? Он, что, вот так, ничего не сказав, ушел из дому?
– Не он первый, – вроде как безадресный укор бросила няня, перебирая картофелины в корзине, но Лиза тот час же покраснела.
– Боже мой! Это папа меня так наказывает, да? Что ж мне еще-то надо сделать, чтобы вы все меня простили?! – и Лиза разрыдалась.
– Поплачь. Покричи. А то, как неживая ходишь! – у Егоровны самой покраснели глаза. – Ох, намучилась я с вами!
– Няня! Что мне делать? – спросила Лиза совсем по-детски.
– А и не скажу я тебе ничего нового, доню, – Егоровна утерлась уголком фартука. – Делай, что должно, а там видно будет.
Лиза