чуть не упал на раскаленные угли.
– Ты сукин сын! – закричал я. – Ты не должен вот так бросать меня!
– Почему нет? Если я не сделаю из тебя мужчину, то кто, черт возьми, сделает? – ответил он.
Хотя дед и был в два раза больше меня, я схватил его за воротник куртки и заставил встать. А потом замахнулся и попытался ударить, но он перехватил мою руку.
– Хочешь драться? – спросил, отступая и начиная обходить меня по кругу.
Отец учил меня, как правильно бить. Большой палец должен находиться на внешней стороне кулака, а в самом конце броска нужно повернуть запястье. Но все это была только теория – я еще ни разу в жизни никого не ударил.
Так вот, я отвел кулак и выбросил его, словно стрелу, но дед скрутил мою руку за спину. Его дыхание обдало мое ухо жаром.
– Это хлюпик папаша тебя научил? – Я попытался освободиться, но он держал меня, словно в тисках. – Ты хочешь уметь драться? Или хочешь уметь побеждать?
– Я… хочу… побеждать, – сквозь стиснутые зубы выдавил я.
Постепенно он ослабил хватку, но продолжал сжимать мое левое плечо.
– Ты небольшого роста и не должен стараться казаться выше. Так ты заставишь меня потерять бдительность, и я буду ожидать удара снизу вверх. Если я наклонюсь, мой кулак ударит тебя в лицо, и это означает, что я буду стоять ровно и оставлю себя полностью открытым. Последнее, чего я буду от тебя ожидать, это удара с плеча. Вот так.
Он поднял правый кулак, махнул им по дуге от плеча и остановился в каком-то дюйме от моей скулы. Затем он отпустил меня и сделал шаг назад.
– Продолжай.
Я уставился на него.
Так вот каково это – бить кого-то: ты чувствуешь себя словно резиновая лента, натянутая так сильно, что начинаешь дрожать. А потом, когда выбрасываешь руку, когда отпускаешь эту резинку, получается мощный, хлесткий удар. Ты весь горишь, хотя даже не подозревал, что можешь загореться.
Кровь брызнула из носа деда на снег, залила его улыбку.
– Мой мальчик… – сказал он.
Каждый раз, когда Брит встает, схватки становятся такими сильными, что медсестра – рыжая девушка по имени Люсиль – велит ей лечь. Но когда она ложится, схватки прекращаются и Люсиль советует ей походить. Это порочный круг, и так продолжается уже семь часов. Я начинаю задумываться: может, мой ребенок будет уже подростком, когда наконец решит прийти в этот мир?
Брит я, конечно, этого не говорю.
Я держал ее, пока анестезиолог делал эпидуральную анестезию, о которой Брит попросила, чем несказанно меня удивила, ведь мы планировали естественные роды, без всяких препаратов. Такие, как мы, белые американцы, избегают подобных препаратов; большинство людей в Движении презирают наркоманов. Пока доктор ощупывал ее позвоночник, я наклонился над кроватью и прошептал: «По-моему, это плохая идея». – «Когда сам будешь рожать, – ответила Брит, – тогда и станешь решать».
И, надо признать, чем бы они ни накачали ее вены, это действительно помогло. Она