души“; но для нас, знакомых с печальным недостатком вкуса капитана Броуна к „чистым источникам изящного английского языка“, это может послужить поводом порадоваться, что он имеет случай улучшить свой вкус, имея сношения с изящным и утонченным членом британской аристократии. Но кто свободен от некоторых мирских чувств?»
Мисс Поль и мисс Мэтти писали ко мне с этою же самою почтою. Такая новость, как посещение лорда Маулеверера, не могла быть потеряна для крэнфордских корреспонденток; это было сущей находкой для их писем. Мисс Мэтти смиренно извинялась, что пишет в одно время с сестрой, которая была гораздо способнее её описать честь, сделанную Крэнфорду; но, несмотря на несколько дурное правописание, рассказ мисс Мэтти дал мне лучшее понятие о волнении, причиненном посещением милорда; потому что, исключая людей в гостинице Броунов, мистрисс Джемисон и мальчишки, которого милорд разбранил за то, что он подкатил грязный обруч под его аристократические ноги, я не слыхала ни о ком, с кем бы милорд разговаривал.
Следующее мое посещение в Крэнфорд случилось летом. С-тех-пор, как я там была, никто не родился, никто не умер, никто не женился. Все жили в тех же самых домах и носили почти все те же самые старательно-сберегаемые старомодные платья. Самое важное происшествие было то, что мисс Дженкинс купила новый ковер для гостиной. О, как трудились мы с мисс Мэтти, чтоб отстранить солнечные лучи, когда в одно после обеда упали они прямо на этот ковер в открытое окно! Мы разложили на него газеты и сели за книгу или за работу, и вот, через четверть часа, солнце передвинулось и лучи его ударяли на другое место; мы опять стали на колени, чтоб переложить газеты. Мы тоже очень трудились целое утро перед тем, как мисс Дженкинс давала вечер, следуя её наставлениям, разрезывая и сшивая вместе куски газетной бумаги, чтоб сделать маленькие дорожки к каждому креслу для ожидаемых гостей, чтоб башмаки их не запачкали или не загрязнили чистоту ковра. Делаете ли вы бумажные дорожки для каждого гостя?
Капитан Броун и мисс Дженкинс были не очень дружественны между собою. Литературный спор, которого начало я видела, был чувствительной струною, малейшее прикосновение к которой заставляло их вздрагивать. Это было единственное мнение, в котором они не сходились; но этого было довольно. Мисс Дженкинс не могла удержаться, чтоб не делать намеков о капитане Броуне; и хотя он не отвечал, однако барабанил пальцами, что она чувствовала и принимала за истинное унижение доктора Джонсона. Он несколько хвастался своим предпочтением к сочинениям мистера Боца; ходил по улицам до того погруженный в эти сочинения, что однажды наткнулся прямо на мисс Дженкинс; и хотя его извинения были усердны и искренни, хотя он на самом деле ничего не сделал, кроме того, что испугал ее и сам испугался: она признавалась мне, что лучше желала бы, чтоб он сбил ее с ног, только бы занимался чтением высшего литературного слога. Бедный, добрый капитан! он казался старше, утомленнее, и платья его были так изношены. Но он