Белый – цвет одиночества. Юрий Юрьевич Юрьев

оказалось? – Настя указала на свободный стул.

      – Нет слов! Мне здесь нравится! И отель ваш хорошо устроен, – господин сел, далеко расставив руки. – Жаль, что мы здесь сугубо по делу. Но на будущий год обязательно сюда приеду отдохнуть.

      – Не лучше, чем у других. Постойте, – Настя пристально на него посмотрела. – Всех наших, хотя бы в лицо, я знаю, а вас не помню. Значит вы из пятого.

      – Воздвиженский Алексей Николаевич, – он плеснул себе в стакан. Они чокнулись и выпили.

      – О чем будет ваш фильм? – с ходу спросила Настя.

      – Я сам себе не могу ответить «о чем?», где уж постороннему человеку, – Воздвиженский понюхал фалангу указательного пальца. – Вот если бы вы спросили «зачем»? – другое дело. Но если по сути – это документально-игровой фильм. Бюджет не велик… оно и понятно, всего трое задействованы: режиссер – он перед вами, оператор… вон, извольте видеть, развлекается на бюджетные деньги, и, наконец, Савелий.

      – О! это тот, огромный, – Настя заерзала на стуле. – У меня прямо поджилки затряслись. Расскажите лучше о нем.

      Воздвиженский изобразил досаду.

      – Всё-таки, нужно иметь исключительную внешность, чтобы хоть кто-то заинтересовался твоим внутренним миром. Мой, например, никого не привлекает, хоть и очень богат. Видите ли, коротко о нем не получится, Савелий рушит все стереотипы относительно узкого лба, бритой головы и тому подобное. Вам, правда, интересно?

      – Да вы продолжайте. Продолжайте.

      Режиссер плеснул себе следующую порцию и немного подумав, начал:

      – Ломая грудью проблемы, он широко шагал по жизни, глядя поверх скучающего человечества…

      …И оттого его свобода была гораздо шире иных людских свобод. То была свобода шириной в целого Бога. Он шагал, наполненный добротой и верой – как неожиданно заметил Ирину.

      Встреча эта отозвалась живительной теплотой, что разлилась по венам и приятно защекотала в горле. Он застыл, казалось, над восхитительным цветком, тянущемуся из пожухлого ковыля к солнцу. Его обдало счастьем, и он долго не мог прийти в себя. Когда немного привык к ранее незнакомому чувству, стал бережно, по корешку, выкапывать растение – оно же упиралось, отбиваясь руками и ногами, однако быстро смирилось. Блаженный, словно спящее дитя, он прижал его к себе. Звали блаженного Савелий.