Сердце замирает – с сыном неладное?!
– Да, слушаю. – Она на одеревеневших ногах идет к дивану.
– Гармаш Галина Петровна?
– Да.
– Адрес Сумская, 69?
– Да.
– Галина Петровна, мы получили из Грозного заявку на розыск, вас разыскивает Яха Бисаева. Вам знакомо это имя?
– Да, знакомо. – Медленно опускается на диван.
– Когда вы можете приехать?
– Приехать? Куда приехать?
– В отделение на Алексеевку.
– В отделение? Да хоть сейчас…
– Вот и отлично. Жду вас до шестнадцати тридцати, третий этаж, кабинет 315.
И адрес называет, а потом диктует номер мобильного – у нее еще нет мобильного.
– А… А Салман Бисаев? – Горло сжалось, невозможно дышать.
– Жду вас до шестнадцати тридцати.
– Сейчас выезжаю. Скажите, а Салман…
Короткие гудки.
Оделась, ресницы накрасила и посмотрела на руку, на серебряное колечко. Когда-то на нем была позолота. Вышла в коридор, взяла ключи, потянулась к сумке, стоявшей на тумбе, но не взяла, а быстро пошла в спальню, к прикроватной тумбочке, к старенькому томику Цвейга. Открыла на семьдесят пятой странице и, прижав дрожащую руку к губам, прочла самое дорогое слово, написанное внизу неуверенным почерком и жирно перечеркнутое более твердой рукой.
Успокоилась и набрала номер сына:
– Рома, привет.
– Привет, мам.
– Мне позвонили из милиции. Меня разыскивает Яхита, твоя бабка.
– Бабка?! А отец?
– Я спрашивала, мне ничего не сказали. Меня ждут в милиции на Алексеевке. Ты можешь поехать со мной?
– Да, конечно.
– Я заеду за тобой.
– Хорошо, жду тебя у «Спутника».
– Паспорт не забудь, иначе могут не пустить.
– Я права возьму.
– Возьми паспорт, мало ли что…
У машины ноги снова подвели – затряслись. Да так, что едва не грохнулась на асфальт. Села за руль, а ключом никак в замок не попадет. Наконец вставила, но ключ не повернула – заплакала. От страха и бессилия что-либо изменить – она уже не хотела этого звонка, не хотела ехать к лейтенанту. Она хотела, чтобы звонка этого не было, чтобы жизнь вернулась в прежнее русло. Пусть с одиночеством, со слезами в подушку, с утренней депрессией, с чувством вины, но с надеждой, черт возьми! С надеждой, которую этот лейтенант может отнять у нее через полчаса – ровно столько ехать до милиции. С надеждой, которая заставляет вставать по утрам, пить кофе, быстро одеваться и бежать на работу. А там не до того – у директора школы проблем хватает: совещания, уроки, школьники, родители, интриги, сплетни. Да чего только в школе не бывает! Возвращаясь домой поздно вечером, в пустую квартиру, она уже плохо помнит, кто она и как ее зовут.
Ее, Галю Гармаш, в браке Бисаеву.
Дверь подъезда распахнулась, и она увидела двух неразлучных друзей – мальчика с первого этажа и девочку со второго. Поддерживая девочку под руку, мальчик помогал ей сойти вниз по кривым ступенькам, потому что держаться было не за что – перила давно украли, а ступеньки разрушило беспощадное время…
Глава 1
1975 год, январь
Рама больно упиралась в подмышку, но Галка этого не замечала. Высунув руку в форточку, она ловила снежинки и недовольно сопела – едва коснувшись руки, они обжигали ладонь в отместку за то, что не станут частичкой снега, завалившего огород, деревья, баньку, сарай с дровами, и исчезали, оставив крошечную водяную капельку. Вот если бы снежинки были размером с пластмассовые, что продают в магазине, тогда бы ее можно было потрогать, а попав в рот, она бы хрустела, как вафля. Галя вытерла ладонь, закрыла наружную и внутреннюю форточки, спустилась с табурета на пол и уставилась в окно, опустив локти на подоконник и подперев кулаками щеки. На ее лице было написано разочарование: гулять сегодня не светит, а каникулы вот-вот закончатся. И Юрке тоже не светит – они оба кашляют, потому что ели сосульки. За этим занятием их застукала мама.
Галя прижалась носом к стеклу – ой, как хочется на улицу! В снег! С головой! Сбить сосульку и кусать, кусать… Она обернулась на дверь. Там, за белой дверью со следами кошачьих царапин на нижней филенке, рассерженно скрипела половицами мама. Нет ничего проще, чем по походке распознать настроение родителей: когда мама в хорошем расположении духа, она неслышно летает по дому, а когда в плохом – и стекла в дверях звенят. У папы плохое настроение бывает, если кто-то болеет. Он войну пережил и считает, что все остальное чепуха. Галя подумала, что бы такое сказать маме, чтоб она перестала сердиться, но ничего, кроме уже сказанного «Я больше не буду», в голову не приходило. Может, расплакаться? Иногда это действует. Галя насупилась, скривила рот и запыхтела, но тут послышались торопливые Юркины шаги.
– Галка, – он тихонько закрыл за собой дверь, – я прочитал, – и он