Вера круглая дура, иначе как объяснить ее любовь к бесперспективному мужику, ведь за Верой ухаживал сам председатель сельсовета!
– Ну и что, что председатель, – хмыкнула Вера, – мне не должность нужна, а душа. – И она поцеловала Петю в щеку. При сестре.
И она была ему очень нужна, она стала для Пети самой большой наградой за всю нелегкую жизнь. Не формами покорила она его, не короткими волнистыми прядями, а доброй душой и глазами – они с такой нежностью смотрели на его изуродованное шрамами лицо. А потом ее руки с такой же нежностью гладили его седую голову и губы целовали шрамы. По ночам она спасала его от кошмаров – будила. Кошмары были разные: то приходил стрелок Степан и спрашивал, где его голова. Петя отвечал, что замотал ее в гимнастерку и отнес в морг санчасти. Снилась лоснящаяся рожа комиссара. Разлепив пухлые губы, он орал: «Ты меня на х… послал?! Меня! Полкового комиссара! Не видать тебе Звезды Героя, как своей ж…!» Звезду он так и не получил, хотя после войны сам Маресьев за него хлопотал. Снился Вася Сталин, совсем пацан, щуплый, стеснительный, улыбается и смотрит на Петю – даже во сне Петя чувствовал, как коленки дрожат: шутка ли, ему поручено научить летать сына самого отца народов! Снился последний бой над Будапештом. Разрушенный, дымящийся, грохочущий, он лежал под крылом истребителя шахматной доской – один квартал занят немцами, другой – союзниками. Подбили. Выпрыгивать с парашютом? Бесполезно – до земли не доберешься, разорвут в воздухе в клочья. В двадцать четыре года он принял решение погибнуть. Но судьба его решение отклонила – пылающий самолет чиркнул крылом по верхнему этажу дворца на берегу Дуная и, выпрямив фюзеляж, воткнулся в огромное окно.
Водитель вернулся в кабину автобуса.
– Ну что? – спросил один из пассажиров, дыша на руки, покрасневшие от холода.
– Сейчас посмотрим.
Мотор чихнул несколько раз и завелся.
– Все, больше чинить не буду! – сердито сказал водитель, выезжая на дорогу. – Если что, брошу этот тарантас посреди дороги и уволюсь к чертовой матери!
– Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса! – сказал тот же пассажир, и все дружно засмеялись.
Потеплело, всех разморило, дети уснули, и, когда автобус остановился на вокзале, выходить не хотелось.
Вот он и дома. Вокзал тот же, хотя его и вокзалом не назовешь – бревенчатая хата с дощатой верандой и скрипучими дверями. Рядом дом бытового обслуживания – Петя в нем стригся. Как давно это было! Страшно подумать – больше тридцати лет назад.
– Я хочу вокзал посмотреть. – Он смущенно улыбнулся.
– Давай зайдем. – Вера взяла чемодан.
– А что мы там будем делать? – спросил Юра.
– Ничего. Я посмотрю – и все.
Петя отнес к порогу багаж и толкнул дверь.
Дверь скрипела так же, как тридцать лет назад. Одно кассовое окошко, доска объявлений, лавки вдоль стен, а на лавках местные забулдыги в карты режутся.