одна. В воспоминаниях она всё возвращалась к своему мужу и думала о том, как хорошо, как дружно они жили. И говорила близким, что если бы верила в загробную жизнь и в то, что после смерти сможет опять с муженьком встретиться, не стала бы длить своё земное существование. Сразу бы последовала за ним.
После смерти мужа одна жила она недолго: вскоре сын к ней переселился, какие-то у него с молодой супругой неурядицы начались. Думала Ирина, что повеселее ей будет. Готовила еду, ждала сына с работы, как когда-то мужа. Хотелось посидеть вместе с ним, поговорить по-человечески – ведь устала она от одиночества. Но сыну было всё недосуг: у него работа, друзья-приятели, охота, рыбалка, да ещё новая любовь приключилась… Ну разве тут до старенькой матери?!
Осталась у неё одна отрада – дачный участок. Она там каждую весну семена и рассаду высаживала и всё лето ухаживала за посадками. И овощи были свои, и фрукты, всех детей соленьями и вареньями снабжала. Но и на участке она одна и трудилась – ни дети, ни внуки интереса к работе на земле не проявляли. Стало с годами Ирине всё труднее справляться с одиночеством. Временами не знала, куда и кинуться.
Но тут спасение пришло в виде двух добрых женщин. Принадлежали они к какой-то религиозной общине, разговорились с Ириной, подружились. Стали новые подруги к Ирине в гости заходить, на свои собрания приглашать, книжки приносить. Но тут сын вдруг воспротивился: не хватало ещё, дескать, каких-то сомнительных баптисток в дом приводить, – и выгнал их. Слышал он, что втираются такие религиозные деятельницы в доверие, а потом могут уговорить старого человека завещать им всё своё имущество. И матери строго-настрого запретил встречаться с проповедницами.
Сын нередко уезжал в командировки, а чтобы матери хоть немного веселее было, принес ей котёнка и с соседкой договорился, чтобы иногда заглядывала к Ирине и делала ей уколы витаминов. Но разве котёнок или редкие посещения чужой женщины могли стать для Ирины чем-то существенным? Ей нужно было чувствовать себя необходимой, изо дня в день изливать на близких свою любовь и заботу, и по-другому жить она не умела. Сил заниматься садоводством у неё уже не было – девяностолетний возраст давал о себе знать. Друзей не осталось. Дети отдалились. Зачем ей была такая никчемная жизнь?
И тогда решила она уйти и с этого дня перестала есть. И никакие уговоры не могли её решения изменить: всё, кончено, пожила и хватит. Никому в тягость Ирина быть не желала. Пусть молодые свою жизнь живут. Но и в последние дни лежала она, обессиленная, и размышляла о родных и близких, о непутёвом сыне. Подозвала его новую возлюбленную и слабым голосом попросила: «Пообещай мне, что не оставишь моего сына и будешь всегда с ним и в беде, и в радости, и в горе!» И та пообещала умирающей женщине – куда же было деваться… Так и в последние часы перед уходом в вечность Ирина всё продолжала трепетно заботиться о родных людях, которых оставляла.
Дядя Митя
Существует мнение, что добро наказуемо.