он это делал обычно по свойственному ему благоразумию. Столкнувшийся тогда на водах с Виссарионом генерал спросил:
– Вы господин Белинский?
– Я, – ответил тот, слегка смутившись.
– Очень рад, давно желал познакомиться с вами. Вы здесь давно?
– С июля.
– У вас острое перо, молодой человек, – улыбнулся генерал. – Хотел поинтересоваться только – за что вы меня так разругали в своей статье?
– Я никогда не отказываюсь от своих литературных опусов, хороши они или дурны, – довольно резко ответил Белинский. – Высказывая свои мнения о том и о сём, никогда не чувствую страха отказываться от них. Но статью о вас писал не я, а Селивановский.
– Как не вы? Да Надеждин сам был у меня, просил извинения и сказал мне, что это вы написали. И хорошо, что он извинился тогда передо мною, а то и ему, и вам тогда могло быть худо – я уж собирался жаловаться императору.
– Позвольте, я же вам объяснил, – начал было Белинский, – это не я…
– Нехорошо, братец, быть таким заносчивым, – генерал положил ему на плечо руку. – Греч именно о тебе сказал, что ты голова редкая, ум светлый, перо отличное, но что больно дерзок и ругаешься на чём свет стоит. А талант распылять негоже.
В таком духе они проговорили ещё некоторое время. Генерал продолжал осыпать комплиментами талант молодого литератора, похлопывать его по плечу, а заодно ругать Надеждина, но таким тоном, что Виссариону казалось – это не Надеждина ругает генерал, а его самого.
– Простите ещё раз за недоразумение, ваше превосходительство, – склонил голову Белинский. – Я сожалею, что так приключилось.
– Полноте, – дружески пожал руку генерал, – я уж давно простил. Будет время, заходи в гости…
Да уж, хорош был Надеждин. Если б он и написал эту статейку, в таком случае, так как обошлось без беды, ему следовало бы прикрыть его, а не выдавать. Впрочем, бог с ним – он и так наказан.
Встречал он в Пятигорске и брата Пушкина – Льва Сергеевича. Но тот показался Белинскому пустейшим человеком. Указывали ему и на Лермонтова в окружении офицеров – автора нашумевшего стихотворения «На смерть поэта». Они даже перекинулись приветствиями, но дальше знакомство не пошло…
Всё это промелькнуло коротким мигом, и мысль снова направилась к скорому отъезду. Уже в самом начале сентября он собирался выехать из Пятигорска в Москву, к которой всеми фибрами своими рвалась душа. При одной только этой мысли у него замирало сердце и кружилась голова. Разумом было страшно возвращаться туда, куда стремилось сердце. Это возвращение представлялось ему какой-то ужасной катастрофою – без денег, без работы. Одна надежда тешила, да и та слабая, – тронется ли его «Грамматика» по его приезде. А как она могла тронуться, коль о ней он до сих пор не написал Краевскому.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».