обновленного совета министров были сняты в общей группе, с Государем в центре, как бы в удостоверение нового курса правительственной политики. Обед, в общем, прошел в столь же повышенном настроении и только мой сосед – А. Д. Самарин – относился пессимистически к будущему. Затем вечером, по окончании обеда, часть министров, с А. В. Кривошеиным во главе, прошли в мой рабочий кабинет, чтобы выслушать доклад о положении дел на фронте. К сожалению, я не мог их порадовать какими-либо утешительными сведениями с фронта, и, напротив, счел себя обязанным предупредить о вероятном оставлении нами в будущем Варшавы. Тем не менее, хотелось верить и верилось, что в задуманном общении Ставки, правительства и всего русского народа найдутся новые силы для выправления трудной обстановки того времени.
Увы! «Не вливают нового вина в старые мехи». Одно оставление на высоком, ответственном посту И. Л. Горемыкина – должно было подорвать доверие к прочности нового курса.
Открытие Государственной думы затягивалось и было выполнено лишь ко дню годовщины объявления войны. Правительство, в конце концов, не приняло программы образовавшегося в думе Прогрессивного блока,[114] который предложил ему свою поддержку, и отказало в образовании кабинета «пользующегося доверием страны». Постепенно наиболее передовые министры, мечтавшие о примирении и совместной работе с Государственной думой, принуждены были оставить свои посты.
Русская армия продолжала отступление. Война была перенесена на родную территорию, и над Россией стали сгущаться темные сумерки…
Отношения Великого князя Николая Николаевича, как Верховного Главнокомандующего, к различным вопросам военно-дипломатического характера
Россия вела против союза Центральных держав коалиционную войну, и эти сложные условия в значительной мере требовали привлечения Главнокомандующего русскими вооруженными силами к участию в решении разного рода возникавших дипломатических вопросов. Русский министр иностранных дел С. Д. Сазонов был человеком либерально-прогрессивного направления; он не замкнулся в кругу собственного ведомства и ясно понимал важность и целесообразность тесного взаимодействия дипломатии и обнажившегося меча, почему допускал довольно широкий обмен мнений между чинами своего министерства и Ставкой. К тому же, ко времени начала войны та холодность отношений, которая существовала раньше у Сазонова по отношению к Великому князю Николаю Николаевичу, из-за эгоистической балканской политики родственников последнего по жене, совершенно изгладились, под впечатлением тактичности и выдержки в том же вопросе самого Великого князя.
Впрочем, и по Положению о полевом управлении войск в военное время министр иностранных дел обязан был ставить Верховного главнокомандующего в известность о всех важнейших и могущих иметь значение для войны дипломатических договорах с иностранными державами, а Верховному главнокомандующему, в случае нахождения