деле – каждый сможет кинуть лопатой. И, с другой стороны, каждый сможет книжку надиктовать. Поэтому вершинные люди современной литературы – Венедикт Ерофеев и Олег Григорьев – были уже попросту растворены в этих двух состояниях: неквалифицированном и гуманитарном одновременно.
Так получилось, что русской культуре удалось-таки замкнуть вожделенное объятие: слившись с землекопами и бомжами, она достигла внутреннего и внешнего единства с народом. Однако народ (весь) оказался как бы прокладкой в этом объятии. Еще и этим объясняется беспрецедентное охлаждение масс к отечественной культуре.
Однако, какова история вопроса?
Общеизвестно: как только гуманитарная интеллигенция в России собиралась в поход, остановить ее не мог никто – ни Бог, ни царь и не герой.
Где-то во времена Радищева-Белинского обозначился – то ли под воздействием коренных славянофилов, то ли европейские ветры какую-то гуманитарщину нанесли – но обозначился социальный наклон интеллигенции. Потянулась она к самому простому человеку, страдающему под ярмом (бурлаку, босяку, беглому каторжнику). Никто этого человека до революционных демократов не защищал. Впрочем, он, этот простой человек, и не предполагал, что его защищать и освобождать надо. Жил себе и жил, купаясь в фольклоре и подчиняясь общине. А крепостное состояние почитал естественным. Надо всем должен быть хозяин: над простым человеком – господин, над господином – царь, над царем – Бог. Когда же в щели между сословиями стало набиваться много постороних, машина начала буксовать. После Октября гуманитарная интеллигенция, засучив рукава, принялась воспитывать народ.
И здесь выяснилось окончательно – к величайшему изумлению гуманитариев – что народ воспитываться не желает. Народ хочет сам по себе.
Тогда за него, отодвинув гуманитариев, принялся товарищ Сталин. А Сталин, можно сказать, сам был плоть от плоти интеллигент-гуманитарий. Нельзя же отказать ему в начитанности, в почитании русской культуры прошлого века и развитой до чудовищных размеров памяти. А некоторая жесткость концепции была обусловлена идеей освобождения простого народа.
И после Сталина, и после Хрущева, и даже после Брежнева гуманитарная интеллигенция в массе свято верила в свою основную идею и служила ей, как могла. Хотя, как известно, гуманитарии всегда оплачивались хуже всех, наравне с разнорабочими.
Что же отбросило гуманитариев от коммунизма?
Здесь надо сказать, что система спецхранов, куда гуманитариев допускали не по необходимости, а по блату, развила в них такие обиды, что от этих обид закачался и рухнул дворец коммунизма.
Действительно, ведь ничего люди не просили, кроме знаний, фильмов и музыки!
К тому же в начале 80-х годов появилась некая растерянность в среде гуманитариев: а такие ли мы передовые в литературе и везде? Действительно ли Распутин наследник Льва Толстого, а Трифонов – Флобера и Диккенса? Что у нас в кино? Почему Тарковский нас покинул? А главное – Набокова нам не