и аккуратно все записал: для подтверждения признаний достаточно и двух полицейских, его и Метессе. Кваша ругался, перебивал, пытался даже пнуть друга ногой, но Фича его будто не слышал.
– Ну что ты так себя ведешь? – Бык полоснул Квашу мокрым кнутом и, переждав визг, продолжил: – Теперь и я твердо знаю, что ты убийца. Нетто думаешь, живым отпущу, если не признаешься? Кваша, я и пальцеломкой могу сердце остановить.
– Каты позорные! – взвыл Кваша. – Ох, вернусь я к вам, ох вернусь! Демоном из Ада поднимусь, кишки ваши выжру! Будут вам атори сниться всю оставшуюся жизнь!
– Признание! – Галашше говорил, обращаясь не к хулану, а к Быку. Все складывалось наилучшим образом. – Давай быстрее, и рано домой отправишься.
– Вот оно что! – просиял Метессе. – Тогда я живо!
Сержант жил в Ветеранах, за Третьей стеной, и всегда был рад, если удавалось уйти со службы пораньше. Жена, двое детишек, родители, хозяйство. Галашше этого никогда не понимал: для него семья была скорее помехой, скучной, но необходимой для общественного положения.
Кваша продержался двенадцать ударов, из лопнувшей кожи успела натечь целая лужа крови. Наконец Бык исхитрился самым кончиком кнута выбить хулану левый глаз, и вор сдался. Галашше записал его признания, заверил сам и отдал перо Метессе, успевшему сполоснуть в тазике руки.
– Чатте позвать?
– Нет, Бык, давай быстрее закончим. Подозреваемые ведь Небо хулили, помнишь?
Метессе округлил глаза. Хуление Неба было для «певческой» делом обычным, внимания на него обычно не обращали.
– Кодекс открыть? – Галашше положил руку на толстый том. – Опускай их.
Неподвижный Фича и плачущий кровавыми слезами Кваша не услышали их разговора, иначе, конечно, взвыли бы на весь квартал. Были среди особо заядлых преступников настоящие хулители, изрыгавшие проклятия и по дороге в Суд, к Святым Отцам, и даже на эшафоте. Оно и понятно: что им терять? На тот случай была оговорена в Кодексе такая мера, как вырывание языка. Метессе помнил, что полицмейстер имеет право отдать такой приказ, так что спорить не стал, только подумал про себя, что надо зайти к Отцам посоветоваться. Странно ведет себя нынче Галашше, как бы не согрешить. Да и непонятно, за что схвачены эти грохенцы…
Галашше не собирался испытывать преданность Быка, поэтому сам взял специальные щипцы в руки:
– Держи голову!
Первым был Кваша, он понял, что происходит, только когда хитрый инструмент разжал ему зубы. Маленькие, удобные тиски, между которыми ходят собственно клещи, – очень удобно и быстро. Кваша захрипел, ударил ногой по бедру полицмейстера, но тот не обратил на это внимания, не до синяков.
– Прижигай.
Бык, запрокинув голову Кваши, плеснул ему в глотку сока чернопевки, теперь кровью не истечет, Откинув в сторону кусочек красного мяса, Галашше перешел к Фиче, а сам не удержался и скосил глаза на грохенцев. Побледнели, голубчики!
– Ну, быстрее давай! Этому тоже?..
– Давай!
Метессе обхватил ручищами голову Фичи. Хулан оглушительно закричал,