саду, видимо, назначено было играть в его судьбе роковую роль.
После смерти светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического, дворец его объявлен был императорским и в нем осенью и весною любила жить императрица Екатерина.
Таврический сад вошел в моду у петербуржцев и сделался местом модного и многолюдного гулянья.
Там Виктор Павлович, будучи уже гвардейским офицером, в первый раз увидал Ирену Станиславовну Родзевич.
Он теперь припомнил эту роковую встречу.
Она была далеко не первой. Девочку-подростка, черненькую, худенькую, с теми угловатыми формами и манерами, которые сопутствуют переходному времени девичьей зрелости, всегда в сопровождении худой и высокой, как жердь, дамы, с наклоненной несколько на бок головой, он, как и другие петербуржцы, часто видал в садах и на гуляньях.
Лета дамы опеределить было трудно. Быть может, она была средних лет, а, быть может, и старой женщиной.
Ее лицо было сплошь покрыто густым слоем притираний, делавшим ее очень схожей с восковою куклою.
Одевалась она в яркие и пестрые цвета.
Все обращали на нее невольное внимание, черненькая же девочка оставалась в тени.
Изредка разве кто, заметив взгляд ее черных, вспыхивающих фосфорическим блеском глаз, скажет бывало:
– Ишь, какая востроглазая!
Виктор Павлович был даже несколько знаком с накрашенной дамой, которую звали Цецилия Сигизмундовна Родзевич.
Худенькая, черненькая девочка была ее племянница, дочь ее умершего брата – Ирена.
Познакомил его с ними его товарищ по пансиону, артиллерийский офицер Григорий Романович Эберс.
Оленин, однако, ограничился лишь, так называемым, шапочным знакомством, и прошло около двух лет, как потерял из виду и тетку и племянницу.
Тем более была поразительна встреча с ними.
Виктор Павлович гулял под руку с тем же Эберсом. Вдруг последний толкнул его локтем.
– Смотри, Родзевич!
Их давно не было видно. Оленин посмотрел и положительно обомлел.
Рядом с ничуть не изменившейся Цецилией Сигизмундовной шла величественною поступью высокая, стройная девушка, красавица в полном смысле этого слова.
Мы уже слабым пером набросали портрет Ирены Станиславовны, а потому произведенное ею впечатление на молодого гвардейского капитана более чем понятно, если прибавить, что в то время молодой девушке недавно пошел семнадцатый год и она была тем только что распустившимся пышным цветком, который невольно ласкает взгляд и возбуждает нервы своим тонким ароматом.
Эберс вывел его из оцепенения и подвел к Родзевич. Знакомство возобновилось.
Надо ли говорить, что Виктор Павлович уже теперь не только не ограничился одними поклонами, а стал искать всякого случая встречи с «крашенной» теткой, как называл он мысленно Цецилию Сигизмундовну, и с очаровательной Иреной.
При посредстве того же Эберса, он через несколько времени получил приглашение в дом к Родзевич.
Они занимали