и сразу все поймешь.
И Олоннэ поведал другу историю о том, как он нанялся на борт «Петуха».
Питрианс слушал его не то что с удивлением – с полным недоумением.
– Все едино, – молвил он, недовольно мотнув головой, – ты не прав. От своей любви ты совсем рехнулся. И заведет она тебя бог знает куда!
– После нас хоть потоп! – решительно заявил наш герой.
– Ты рассуждаешь, как осел, но ты мне друг. И я не скажу тебе ни слова поперек, хоть ты и подвел меня, не предупредив о своих делах.
– Что-то не пойму я тебя, Питрианс.
– Хватит! Все и так ясно, еще сочтемся.
– Нет уж, сам ты рехнулся!
– Ан нет, не я, а ты. Ладно, идем, пора отсюда убираться.
С этими словами он встал, бросил на стол пару монет за бутылку вина, которую едва почал, и они вдвоем вышли из кабачка…
Олоннэ не нарушил уговора с Гишаром. В назначенный час он прибыл на борт «Петуха» и предстал перед капитаном. Началась подготовка к выходу в море. Одни матросы кинулись к брашпилю выхаживать якорь, а другие, разойдясь по всем реям, начали раздергивать паруса.
Горячо пожав руку новоявленному штурману, капитан Гишар велел юнге показать выделенную новичку каюту, чтобы он мог отнести туда свой рундук. Обустроившись на месте, что заняло у него несколько минут, Олоннэ тотчас же заступил на службу.
И первым, с кем он столкнулся, поднявшись на мостик, был Питрианс.
– Вот видишь, матросик, – сказал тот, бесцеремонно рассмеявшись ему в лицо, – не ты один умеешь откалывать коленца. Как видишь, и я кое-что могу.
– Ты что ж, тоже нанялся на «Петуха»?
– Истинная правда, и на тех же условиях, что и ты. Только не штурманом, а всего-то боцманом, да мне наплевать. А ты разве не рад меня видеть, шельмец? Я же говорил – еще сочтемся!
– Спасибо, Питрианс! – с чувством отвечал Олоннэ, пожимая другу руку.
На этом их разговор закончился. Да и была ли им нужда говорить еще о чем-то: ведь они понимали друг дружку с полуслова? Так что на этом друзья разошлись по своим постам.
Через час «Петух» стал по ветру и двинулся в открытое море.
Первые десять-двенадцать дней перехода дул попутный ветер, погода стояла великолепная, и все заставляло надеяться, что плавание будет проходить в самых благоприятных условиях.
Граф де Ла Торре быстро расположил к себе экипаж своей любезностью и благородством.
Вахтенные матросы с удовольствием наблюдали, как он прогуливается по палубе в компании герцогини и ее очаровательной дочери. Как только эти трое объявлялись на корме, моряки почтительно отходили в сторонку, уступая им место для прогулки; матросы переговаривались меж собой уже только шепотом, изо всех сил стараясь ненароком не пустить в ход крепкое словцо и остерегаясь развязно-грубоватого поведения, к чему они привыкли.
Сеньорина Виолента де Ла Торре была главным предметом глубочайшего почтения со стороны этих большей частью неотесанных мужланов, а точнее сказать – объектом преклонения. Эта юная особа вызывала