великолепный день! – сказал однажды Синглетон Фреду, когда они сидели на своем любимом месте на грот-марсе, смотря вниз на стеклянное, покрытое ледяными горами и полями море, на поверхности которого играли яркие лучи солнца. – И как странно вспомнить, что солнце зайдет здесь на какой-нибудь час и потом опять взойдет, величественное, как всегда!
Вечер был тих, как смерть. Ни один звук не нарушил тишины, только иногда доносились до ушей мягкие крики нескольких морских птиц, которые по временам погружались в море, будто нежно целуя его, и потом снова поднимались к светлому небу. Паруса чуть-чуть колыхались, и жалобно скрипел такелаж, а корабль то приподнимаясь, то опускаясь медленно плыл по волнам, которые казались дыханием океана. Но эти звуки нисколько не нарушали безмолвия, царившего на море; не нарушало его плескание моржей и тюленей, игравших на солнце вокруг отдаленных фантастических глыб льда; не нарушал его и тихий ропот зыби у подошвы ледяных гор, голубые бока которой изрезаны были тысячью водяных потоков и зазубренные вершины которых, как стальные иглы, возвышались в светлом воздухе…
На небольшом расстоянии от корабля плавало множество ледяных гор различных форм и размеров, которые тревожили капитана и служили источником удивления для наших молодых друзей на грот-марсе.
– Том, – сказал Фред после долгого молчания, – может быть, вам покажется странной эта мысль; но, знаете ли, я думаю, что рай должен быть чем-нибудь в этом роде.
– Фред, я не считаю эту мысль странной, так как картина эта заключает в себе две свойственные раю черты: тишину и покой.
– Да, я согласен с этим. Знаете ли, я хотел бы, чтобы постоянно была бы такая тишина, как теперь, и чтобы не было ни малейшего ветра.
Том улыбнулся:
– Ваше путешествие кончилось бы слишком нескоро, если бы только исполнилось ваше желание. Вот эскимосы, те, конечно, разделяют ваше желание, так как их каяки привычны более к тихому, нежели к бурному морю.
– Том, – сказал Фред, прерывая новое продолжительное молчание, – вы очень бестолковы и скучны сегодня, отчего вы не говорите со мной?
– Оттого, что этот роскошный и фантастический вечер располагает меня больше к размышлению и молчанию.
– Ах, Том! Это грубая ошибка с вашей стороны. Вы любите слишком много думать и слишком мало говорите. Я, напротив, я всегда…
– Вы всегда расположены более говорить и мало думать, не так ли, Фред?
– Ба! Да вы сегодня превосходите себя; вы прежде не охотник были до шуток. Не правда ли, что вам никогда не случалось видеть таких жалких существ, как старые эскимосские женщины в Уппернавике?
– Что это они пришли вам на мысль? – спросил Том смеясь.
– Смотрите вон ту ледяную гору: здесь есть нос и подбородок той необыкновенной ведьмы, которой вы дали ваш шелковый носовой платок при отъезде. Я никогда не видал такой жалкой старухи, как та, которая пред нами; как вы думаете?
Все лицо Тома Синглетона