некоторыми из них вопросы.
После обеда большинство гостей отправилось отдыхать в отведенные им комнаты, иные ушли гулять, а Авраам Петрович удалился с хозяином в кабинет Василия Ивановича. Там уселись они в покойные кресла.
– Говорил я, дружище, с твоим сыном, видел, чем он и как занимается…
– Что же, успел разубедить его, сказать ему, что для него военная служба могила?
– Да я и не думал разубеждать его, не думал говорить ему, прости, старый друг, таких нелепостей…
Василий Иванович с удивлением вскинул на него глаза.
– То есть как нелепостей!
– Да так… Ребенок здоров, силен, вынослив… Дай бог, чтобы все дети пользовались таким цветущим здоровьем, как твой сын… Притом он умница… Меня, старого, в тупик поставил… Никогда не видал я такого необыкновенного ребенка… Тебя можно поздравить, Василий Иванович, у тебя редкий сын…
– Полно, дружище…
– Я тебе говорю не любезность, а правду… Правду буду говорить и дальше… Как отец, ты имеешь право распоряжаться судьбой твоего сына, но, как умный человек, ты же должен подчиняться его наклонностям… Как верный сын отечества и верный слуга царевый, ты обязан способствовать развитию необыкновенных способностей мальчика, хотя бы оно было противно твоим планам и желаниям… Твой сын будет великим полководцем.
– Далеко загадал, дружище.
– Я говорю это с полным убеждением… Я тебе говорю серьезно… Ты знаешь меня довольно… Я не буду шутить там, где идет дело о сыне моего старого друга. У тебя, повторяю, необыкновенный сын… На двенадцатом году он знает более, нежели многие из наших генералов… На нем почивает благословение твоего крестного отца – бессмертного Петра, которого Господь Бог сотворил нарочно для пересоздания России… В твоем сыне Александре так же открылся гений, как и в младенце Петре…
Слова эти сильно подействовали на Василия Ивановича, так же, как и Ганнибал, благоговевшего перед памятью своего царственного крестного отца. Он, видимо, был тронут, но молчал.
– Заклинаю тебя тенью великого Петра, – продолжал между тем Авраам Петрович, – подчинись судьбе и дозволь твоему сыну идти путем, видимо предназначенным ему Богом. Быть может, Всевышний назначил его, чтобы исполнить хоть часть замыслов нашего усопшего благодетеля – упрочить силу и благоденствие России новыми победами, новыми завоеваниями… Умоляю тебя, согласись…[5]
Старик умолк. Василий Иванович встал с кресла и стал большими шагами ходить по кабинету. По его лицу была видна происходившая внутри его борьба. Все сказанное его другом, с одной стороны, льстило его родительскому самолюбию, а с другой – совсем противоречило его планам. Он хотел бы видеть сына на доходном месте подьячего, чтобы быть уверенным, что собираемые им имения не пойдут прахом.
Генерал Ганнибал стал следить глазами за своим другом, понимая, но не догадываясь о подробностях этой борьбы, но чувствуя, что она окончится чем-нибудь решительным.
Вдруг Василий Иванович остановился и захлопал в ладоши. На этот обычный для того времени зов явился слуга.
– Позови