прочь.
Фрунзе дал им уйти.
«Неужели мы победили? – с растущим ликованием подумал Ллойд. – Похоже, что так».
Несколько ребят помоложе гнались за своими противниками до самой сцены, но там остановились, довольствуясь тем, что кричали оскорбления вслед исчезающим коричневорубашечникам.
Ллойд посмотрел на остальных. У Володи лицо распухло, один глаз не открывался. У Вернера была изодрана куртка, один большой лоскут свисал вниз. Вальтер сидел на первом ряду, тяжело дыша и потирая локоть, но улыбался. Фрунзе метнул свою лопату над рядами пустых кресел в конец зала.
Вернер, которому было всего четырнадцать, был вне себя от восторга.
– Дали мы им жару, правда?
– Еще как дали! – усмехнулся Ллойд.
Володя положил руку на плечо Фрунзе:
– Неплохо для горстки школьников, а?
– Но собрание они нам сорвали, – сказал Вальтер.
Ребята уставились на него, возмущенные тем, что он омрачает их триумф.
– Мальчики, подумайте серьезно, – с досадой сказал Вальтер. – Пришедшие к нам на собрание в ужасе разбежались. Сколько времени пройдет, прежде чем все эти люди снова решатся пойти на политическое собрание? Нацисты своего добились. Сейчас опасно даже слушать выступления членов любой другой партии. И главный пострадавший сегодня – это Германия.
– Ненавижу этих чертовых коричневорубашечников, – сказал Володе Вернер. – Я думаю, не присоединиться ли к вам, коммунистам.
Володя пристально посмотрел на него внимательными голубыми глазами и тихо сказал:
– Если ты серьезно хочешь бороться с нацистами, то, может быть, для тебя найдется более существенное дело.
«Интересно, – подумал Ллойд, – что Володя имеет в виду?»
Тут в зал вбежали Мод и Этель, обе говорили одновременно, плакали и смеялись от облегчения; и Ллойд забыл о словах Володи и больше не вспоминал.
Через четыре дня Эрик фон Ульрих пришел домой в форме юных гитлеровцев.
Вид у него был торжествующий.
Он был в коричневой рубашке, совсем как у штурмовиков, со всякими нашивками и нарукавной повязкой со свастикой. Еще у него был черный галстук установленного образца и черные шорты. Он был солдат-патриот и стремился служить своей стране. И наконец, теперь у него было свое общество.
Это было даже лучше, чем болеть за «Херту», любимую футбольную команду берлинцев. Иногда Эрика водили на матчи – по субботам, если отцу не надо было идти на собрание. Тогда он испытывал такое же ощущение принадлежности к большой группе людей, захваченных общим чувством.
Но «Херта» иногда проигрывала, и он возвращался домой безутешным.
Нацисты были победителями.
Он содрогался от ужаса при мысли о том, что скажет отец.
Его злило то, что родители все время стремились идти не в ногу со всеми. В ряды юных гитлеровцев вступили все мальчишки. У них были спортивные состязания, песни и приключения в лесах и полях за городом. Они были