противоположном конце палатки шевельнулась Джессика, задумчиво проговорила:
– Я вижу лишь одно возможное объяснение. Харконнены держали заложницей жену Юйэ. Он ненавидел Харконненов! Я не могла ошибиться в этом. Да ты и сам прочел записку. Но почему он спас нас?
«Она поняла это только сейчас… и как плохо, как мало поняла!» – подумал Пол. Эта мысль была для него потрясением. Сам-то он понял это как нечто очевидное, уже читая записку, приложенную к герцогскому перстню с печатью.
«Не пытайтесь простить меня, – писал Юйэ. – Я не хочу вашего прощения. И без него тяжело мое бремя. Сделанное мною – сделано без злобы, но и без надежды быть понятым. Это – мой тахадди-аль-бурхан, величайшее мое испытание. Посылаю вам герцогскую печать Атрейдесов в знак того, что написанное мною истинно. Когда вы будете читать эти строки, герцога Лето уже не будет в живых. Утешьтесь тем, что он, обещаю, умрет не один: тот, кого и вы и я ненавидим более всех на свете, умрет вместе с ним».
Ни обращения к адресату, ни подписи. Но они хорошо знали этот почерк – почерк Юйэ.
Вспомнив письмо, Пол вновь ощутил и горечь того момента. Нечто болезненно-чужое, происходящее вне его нового, пробужденного сознания. Он прочел о гибели отца, понял, что это правда, – но воспринял это лишь как новую информацию, которую следовало внести в память, а затем использовать.
«Я любил отца, – подумал Пол и понял, что это действительно так. – Я должен чувствовать скорбь. Я должен хоть что-то чувствовать!..»
Но все, что он чувствовал, было лишь понимание: это – важная информация.
Да, всего лишь факт, важный, но такой же, как и многие другие.
Все время его разум продолжал отстраненно накапливать впечатления, ощущения, рассчитывать и экстраполировать данные.
Полу вспомнились слова Халлека: «Настроение – это для животных или в любви… А сражаешься ты, когда возникает необходимость, а не по настроению».
«Вот, наверное, в чем дело, – подумал Пол. – Отца оплакивать я буду позже… когда будет для этого время».
Но он не чувствовал, чтобы холодная отчетливость его разума прервалась хоть на миг. Эта новая отчетливость была лишь началом, ощущал он, – и она росла. Его охватило чувство ужасного предназначения, впервые испытанное во время встречи с Преподобной Матерью Гайей-Еленой Мохийам. Во время испытания гом джаббаром. Правая рука – рука, все еще помнившая ту боль, – заныла, он ощутил, как ее покалывает и дергает…
«Интересно, каково быть этим их Квисатц Хадерахом?» — подумал он.
– Я подумала было, что Хават опять проглядел и Юйэ вовсе не был Суккским доктором, – задумчиво проговорила Джессика.
– Он был тем, кем мы его считали, – ответил Пол, подумал: «Почему она так медленно осознает такие простые вещи?» Вслух же он сказал: – Если Айдахо не доберется до Кинеса, мы…
– Он – не единственная наша надежда, – перебила Джессика.
– Я хотел сказать не о том.
Она услышала в его голосе стальные, повелительные нотки и удивленно