в беседке.
– Слушаюсь. Ещё будут приказания? – Ада только махнула рукой, и помощница быстро скрылась за дверью от греха подальше.
Какой длинный сегодня день. И сколько таинственных происшествий, имя которым неизвестность. Что может быть хуже самой неизвестности – страх неизвестности? А может, это самый милосердный и драгоценный дар – незнание того, что нас ждёт впереди? Говорят, что предопределённость во сто крат хуже, потому что неизвестность – всё-таки какая-то надежда на лучшее.
Но как быть с необъяснимым, которое пугает и настораживает?.. Только не Аду, уже много лет играющую в подкидного с нечистой силой. И не нужно семи пядей во лбу, чтобы угадать, кто же, в конце концов, победит. Всего лишь дело времени… Неужели её время уже пришло?! И только потому, что она захотела отхватить для себя кусочек семейного счастья? Не может быть!
В дверь постучали. Ада набрала в лёгкие больше воздуха, чтобы накричать на беспутную и надоедливую Тамару, вымещая на покорной помощнице накопившуюся злость, но ругательства замерли на устах.
На пороге стоял молодой человек. Он неуверенно переминался с ноги на ногу и исподлобья глядел испуганно на колдунью. Ада почувствовала, как на мгновение сердце её остановилось, превратившись в комок страха. Внезапно тонкогубый рот юноши скривился, словно от боли, невзрачное личико сморщилось, собрав на лбу неизвестно откуда взявшиеся морщины и превратив его чуть ли не в старичка. Молодой человек плакал. Плакал навзрыд, словно наказанный ни за что ребёнок.
«Какой же ты жалкий! И головёнка с редкими волосёнками непропорционально маленькая, и зубы слишком крупные, того и гляди вывалятся из полуоткрытого рта. Весь какой-то облезлый, неряшливый. На бомжа похож, – пронеслось в голове у Ады, а в сердце притаилась жалость. – И совсем ты не выглядишь устрашающе… Тогда с какого перепугу охрана впустила тебя в дом?! Завтра же рассчитаю этих разгильдяев. И в первую очередь Тамару, эту старую и выжившую из ума дуру. За то, что не бережёт мой покой».
– Так и будешь столбом стоять? В кресло садись! – приказала она, грозно оглядывая совсем потерявшегося от страха и застенчивости молодого человека, аккуратно присаживающегося на самый край кресла.
«Он может вызывать только два чувства: брезгливость или жалость», – невольно думала Ада. А так как ей по званию не полагалось испытывать к посетителям отрицательные эмоции, она выбрала жалость.
– Спасибо, что согласились принять меня. Здравствуйте! – кое-как выдавил из себя молодой человек и слегка склонил голову в приветствии.
– Виделись уже. Говори, зачем пришёл или проваливай. Мне сейчас не до тебя.
– Это она меня к вам послала, чтобы…
– Врёшь! А будешь и дальше врать, выгоню прочь!
– Она действительно меня не посылала, – сказал, прокашлявшись, юноша неприятно высоким от волнения голосом. – Но я здесь из-за неё, – и он протянул Аде фотографию.
Ну