наблюдая за моими напрасными потугами. По-моему, это его даже забавляло. Помощи мне было ждать абсолютно неоткуда, все были против меня. Просто раньше они тщательно cкрывали свои чувства, а теперь маски были сброшены, и они могли показать себя во всей красе. Особенно, на мой взгляд, обрадовалась Герда. Она с самого начала невзлюбила меня, а теперь у нее не осталось надобности притворяться. Она даже не стала меня слушать и сказала, чтобы я забыла дорогу к их дому. Дочь мою они прекрасно воспитают и без меня. Конечно, добавила она, поджав губы, ты можешь видеться с дочерью, но постарайся не оказывать на нее дурного влияния. В противном случае тебя лишат и этого общения! Что значит – дурного, вскинула я на нее глаза? Это значит, невозмутимо отчеканила Герда, нельзя рассказывать ей гадости об отце или расписывать вашу Москву. У девочки может возникнуть желание поехать туда. И это ее очень, очень травмирует. Нельзя калечить психику ребенку! В ответ я громко расхохоталась. Я смеялась и тогда, когда Герда повернулась ко мне спиной. Мы встретились на нейтральной территории: в кафе, в центре города, я хотела обсудить с ней это ненормальное положение. Но она целиком встала на сторону сына. А впрочем, разве я ожидала чего-то другого от этой старой мегеры?
Мне показалось самым разумным уехать в Москву и разобраться с ситуацией там. Ведь не может быть, чтобы ребенка так просто взяли и отобрали у матери! Я понимала всю наивность своих вопросов и размышлений. Но в тот момент я еще не могла по-другому рассуждать… Мне все представлялось достаточным простым и легким. Мало ли что решили в Швеции! Но есть еще и российский суд, который обязательно встанет на мою сторону. Я приготовилась к новому суду, однако в Москве меня ждал удар. Моя ситуация оказалась безвыходной. Мне ничем не могли помочь. Все было правильным и законным, и мне оставалось только смириться с ситуацией и проклинать тот день, когда я согласилась выйти замуж за Берна.
Когда я узнала истинное положение дел у адвоката, меня словно ударили со всего размаху каким-то тяжелым предметом по голове, и я на время потеряла способность чувствовать, слышать и говорить. Я упала в обморок. Секретарша адвоката привела меня в чувство, приложив к моей голове лед из холодильника. Когда я очнулась, она предложила мне вызвать «Скорую». Я мотнула головой и выдавила: «Не надо». Миниатюрная брюнетка смотрела на меня холодно-равнодушно. А чего ты ожидала, читала я в ее взгляде. Раньше нужно было думать, дорогуша, когда ты женихалась с заморским принцем! Теперь уже поздно.
Я поднялась с пола на ватных ногах.
– Вы все поняли? – спросил меня адвокат, холеный мужчина пятидесяти с небольшим лет, cклонный к полноте. На его лице было написано выражение скуки и досады, cловно я отвлекла его от важного дела. Для него я была невыгодным клиентом, отнимающим его драгоценное время.
Я не помнила, как оказалась на улице и как пошла к метро. Перед моими глазами все расплывалось от слез, превращаясь в сплошное мутно-серое пятно. Было лето, cтояла жара, но я