Петр Первый. Владимир Буров

с караваном отбитых у архаровцев соболей, лис и других белок.

      – Опять проигрался в пух и прах, – как донес благородному стрелецкому народу Федька Шик с нового помоста, где покоился большой топор на не больно кому нужной плахе.

      – Как?! – очень удивилась одна практически никому не известная барышня. – Неужели никому не привез подарков?

      – Более того, – поднял вверх руку с помоста Федор, – теперь сами будем добывать себе пропитание, как на войне.

      – Вы это серьезно? – спросила девушка, в которую переоделась сама Софья, считавшаяся почти что в монастыре.

      – Не поверите, но мы теперь можем ловить в лесу не только зайцев и лис, но и…

      – Но и? – улыбнулась молодая леди. – Рабов? – добавила она, не снимая с лица улыбки.

      – Да, но только с присказкой, – добавил парень: – Не меньше двух.

      – Одного себе, а другого придется отдать боярину?

      – Этого еще не хватало, ибо если еще и боярину платить такую же дань, то себе никогда ничего не останется.

      – Значит, только царю? – спросила дама.

      – Да, надо ему зачем-то.

      – Зачем, не узнал?

      – Дак узнал, естественно: Питер будет строить.

      – Но это вряд ли, не дадут амстердамцы заодно с роттердамцами.

      – Шведы, что ли? Дак вот все пойманные разбойники – что не наша половина – и будут с ими воевать до полной победы, чтобы уж лечь там в болотах – так навсегда.

      Федор Шак забыл, что перед ним Софья, и потащил ее за помост к забору. А она подумала, что прикинулся дураком-то, и ну быть его по горбатой спине, в том смысле, что:

      – Сошлю тя звонарем на колокольню Ивана Дурака.

      Но устоять не смогла, несмотря на то, что был шанс:

      – Из-за деревьев всё равно будут подглядывать. – Все равно – значит, будут, даже если никого нет. Ибо:

      – Свято место пусто не бывает:

      – Есть зрелище – будут обязательно и зрители, – как говорил Вилли Шекспи. Ибо хотя это две вещи несовместные, но и находятся они: