и одеваются, однако, иначе. Не как мы, но и не как вы, ручу. Не как хаби и не как юраки. Они даже ростом меньше. Мы то и сами поменьше ручу будем, а они и того меньше. И лица у них другие. Не как у нас или хаби. Вот такое, как у тебя больше, – она ткнула пальцем в охотника, – Глаза больши-и-ие. Кожа совсем, совсем белая. Белее даже твоей. Мы вот охотимся и рыбалим. Хаби, те больше охотой промышляют. И мы и хаби оленей помалу держим. Для молока больше. Юраки, те много-много оленей держат. Стада целые. Оленьим мясом только и питаются. Охотиться не умеют совсем, – старушка презрительно фыркнула и молчала несколько минут. Затем спохватилась, – А сохти, так те оленей совсем, совсем не имеют. Не умеют с ними управляться. Только угонять ночами из загонов и могут. Своруют одного, отгонят недалеко, чтоб не слышно, да сразу и ткнут копьем в сердце. На куски разрежут и так по кускам и растащат. Лишь кровь да клочки шерсти на земле останутся. Проснуться хозяева поутру, а их оленя и след простыл. Походят, походят – нет следов. Плюнут с досады. Только и скажут: «однако сохти покрали» и домой айда. Зато сохти очень, очень удачливые рыбаки. Но рыбалят не днём, ночами, когда никто не видит. У нас говорят, что если где сохти повадятся на озере рыбу ловить, так непременно всю до последней выловят. Ни одной не оставят. Еще они силки и ловушки ставят так, что ни зверь, ни человек их не заметит.
– А сколько раз, ты, матушка, встречала этих сохти?
– Слышала о них много. А встречала один раз. Тогда совсем девчонкой была. Нашей-то нынешней Сокум еще и на свете не было. Послала Сокум (не нынешняя Сокум, а та, что была даже до бабки её, Олон-Хэ), так вот, послала она тогда охотников в Нарпу-Нёр, далеко-далеко, чтобы добыли шкурки зверька, который водился в Зеленых Горах, только в одном месте. Очень ценные те шкурки. Шибко надо их было. Ясак платить хотела. И меня с ними послала: кушать готовить, добычу разделывать, одежду чинить. Другое что, как понадобится. Долго шли, много дней, пока помет зверьков охотники не приметили. Оставили тогда меня вещи сторожить, костер жечь, их ждать, а сами налегке дальше пошли след отыскивать да силки ставить. Сказали к утру придут. Кушать сготовила. Жду их. Но утро прошло, день настал, а их всё нет. Другой день и ночь прошли. Скучно. Решила я ягод насбирать. Отошла немного. Шибко мало ягод. Отошла дальше, да заблудилась. Тайгу я знаю, а тут все иное. Туда-сюда хожу. Скалы кругом. Не узнаю мест. Совсем заблудилась. День прошел. Ночь настала. Очень, очень испугалась. Страшно. Совсем, совсем молодая была, глупая. Молчать надо, а я кричать стала. Кричала сильно. Они меня, сохти эти, и нашли. Астэх! Трое их было. Небольшие такие. Но крепкие. Лица белые, страшные. Глаза большущие. С ними велели идти. Две ночи шли, а днем спали. Связали мне руки и один из них конец веревки к своей руке привязал. Так и шли, пока дом их не увидели.
– И каков их дом? – замер охотник, – Деревянный? Или чум? Шкурами крыт или корьём?
– Нет. – голос старушки совсем стих, – Они в земле живут.
– Как в земле? – поразился Никита, – Из земли дома, что ли, делают. Из дёрна?
– Нет.