с приземистой, выбеленной солнцем и солью харчевней, вскинул в приветствии руку. Сидевший на скамейке у стены черноусый хозяин повторил жест. Дазар Ойкос едва ли не единственный относился к нему без предубеждений и с открытым дружелюбием.
– Пусто? – кивнул на приоткрытую дверь Брэнан.
– Желаешь промочить горло? – сверкнули крупные белые зубы.
– Упаси меня Дракон. К тому же, я тебе должен за разбитую скамью.
Дазар хохотнул, похлопав себя по животу:
– Сколотишь заново, кошачий сын! Эко ты Сохоса им приложил тогда!
– Язык у Сохоса длиннее дохлой рыбины, болтающейся у него промеж ног. Не моя печаль. Я ведь предупреждал, – Брэнан остановился и упер руки в бока.
– Просто старик забыл, что ты успел подрасти за десять лет.
– При мне не было меча – ему повезло. Скамью жаль. Но я починю.
– Куда ж ты денешься? Денег у тебя все равно нет, – снова рассмеялся Дазар. – Ладно, шагай, не задерживайся. Мать-то твоя уже не раз у колонн маячила.
Его вздох заставил Дазара нахмуриться.
– Не злись на нее, – харчевник погрозил ему пальцем, точно мальцу. – Она зря переживать не будет. Это я тебе говорю.
Брэнан едва сдержался от того, чтобы не закатить глаза. Конечно, это ты мне говоришь, Ойкос, влюбленный в мою мать с тех пор, как я себя помню. Эх, Дазар, Дазар… Почему ты не решился посвататься к ней, когда она овдовела, и фратрия* сватала ей нового мужа? Тоже побрезговал сыном, рожденным в штормовых волнах? И теперь она живет с этим…
– У меня и в мыслях нет ее расстраивать. Но, кажется, будь ее воля, мать заперла бы меня в храме и дальше портика не пускала.
– Разве это странно? Ты слышал, на Пассеру был набег? Человек двадцать утащили…
Руки сами сжались в кулаки. Мать наверняка уже слышала, вот поэтому и маячила на лестнице с утра. Пассера через горный хребет отсюда, в четверти дня пути. Кто поручится, что сегодня-завтра людоловы не наведаются сюда? Но вечно дрожать и прятаться – тоже не дело, совсем не дело. Пусть только сунутся – меч, вычищенный, смазанный и наточенный, терпеливо покоился у него под лежаком.
– Пойду. Мать, видно, и вправду извелась.
– Я ничего ей не рассказывал, – Дазар поднял руки, словно защищаясь. Должно быть, правильно истолковал его нахмуренные брови. – Но вести разносятся быстро, сам знаешь.
– Знаю.
Брэнан двинулся прямиком к храму, но солнце по дороге туда уже не казалось таким ярким. Даже белые стены домов как будто посерели. Неприятный разговор ему обеспечен. И Пассера будет в нем упомянута несметное количество раз.
Дорога от харчевни, расширяясь, вела между домами, пересекала площадь с рынком и прямой стрелой упиралась в скалистую возвышенность, где под сенью острохребетных гор стоял храм. Сложенный из голубого известняка и ракушечника, просторный, светлый, полный воздуха, он омывался водой священного источника, бьющего из скалы. Под двускатной крышей, покоившейся