места обитания живности, береговую линию озера и ближе к вечеру вновь перевернул все в доме, пристально обследовав даже стены и потолки. Результат был нулевым.
Вечером вторая трапеза прошла в жуткой тишине. Сашке даже показалось, что все считали, сколько глотков бульона он сделал, сколько Элизабет залезла ложкой в кастрюлю, да и сам он вроде тоже считал и то и другое. Пара галет хрустела у каждого на зубах, словно треск падающего сухостоя в глухом лесу. За весь ужин никто даже не взглянул друг на друга.
После трапезы Сашка вышел из дома, прошёлся немного вокруг избы и с тоской глянул на запад. Там, в стороне светлого, оранжевого заката лежал за горами его Северск. Там осталось все. Совершенно все. Как теперь туда вернуться?…
Когда на тундру опустилась ночь, а от луны на снег легли мутные, неестественные тени, местность обрела жутковатый, мистический облик. Неказистая изба возникала из мёртвого, белого покрова, словно заколдованный замок, брошенный обитателями в страшную годину чумы или холеры. Слегка покосившаяся труба торчала на крыше жерлом артиллерийского орудия, ударившего в последний раз по неприятелю и теперь беспомощно дымившегося на фоне бездонного, звёздного неба. В единственном уцелевшем окне вспыхивали отдалённые блики огня – блики походных костров, а может, горящих факелов в низких сводах каменных коридоров…
«Что-то я рановато начал с ума сходить», – подумал Сашка. Он уже два часа топтал снег возле жилища, взгляд его отчего-то постоянно возвращался и упирался в озеро. Он мысленно повторял: «Халембой, Халембой, довольно рыбный»…
Однако рыбы от этого не прибавлялось, а есть хотелось еще больше. Впереди четыре дня, а дальше? Даже в самую отвратительную пору своей жизни Сашка не знал, что такое голод. Плохое питание, однообразное питание… ну, недоедание, наконец, но голод? Так само собой и напрашивалось: а что это? Может, то, что уже болел немного желудок? Подташнивало. Сашка начал вспоминать все, что видел и слышал о подобных случаях: один уходит в маршрут до ближайшего селения, а остальные остаются на месте и ждут спасательной экспедиции. На словах красиво. А вот если он не дойдёт?… Что тогда ждут остальные?…
Из дома вышел дядя Миша, пролив на тёмную тундру узкую полоску света от горящей печки, хлопнул дверью и, присев на крыльцо, достал из кармана мятую пачку сигарет. Аккуратно пересчитал во тьме содержимое и доложил:
– Двенадцать штук. Каждую перед сном… одну в день. Двенадцать дней…
– Потом что? – отвлёкся Сашка от своих мыслей.
– Вертолёт прилетит, – уверенно сказал дядя Миша.
– Табак привезёт?
– И табак. Я загадал.
– Поделись?
– Нет, – дядя Миша прикурил, – ты ничего не придумал?
Сашка молча помотал головой.
– За двенадцать дней можно и «дуба» врезать, – порассуждал дядя Миша, – это тебе не лечебная голодовка.
– Дались тебе эти двенадцать дней. Гости как?
– Завалились