но в течение часа почти ничего больше не происходило. Никто не произносил ни слова. Все сидели молча, глядя на полыхание огня и тени, отбрасываемые мерцающими светильниками (отнюдь, кстати сказать, не древними). На полу между нами и костром лежал большой деревянный поднос с четырьмя ручками, точно такой же, каким у нас пользуются мясники, только не выдолбленный. Рядом с подносом – большие щипцы с длинными ручками, и такие же щипцы – по ту сторону костра. При виде этого подноса и щипцов я сильно встревожился. Так я и сидел, уставясь на них и на широкое кольцо суровых, дышащих злобой лиц, и размышлял о том, как все это ужасно и что мы в полной власти у этих людей, которые внушали тем больший страх, что их истинный характер оставался загадкой. Они могли оказаться лучше, чем я предполагал, а могли и хуже. Я опасался, что они и окажутся хуже, и тут я не ошибся. Странное это было пиршество, похожее на Бармекидово угощение[36], ибо еды никакой не подавалось.
У меня было такое чувство, будто меня гипнотизируют. Тут-то все и началось. Без всякого предупреждения человек, который сидел напротив нас, громко провозгласил:
– Где наше мясо?
Присутствующие протянули правые руки к костру и негромко, низкими голосами ответили:
– Сейчас будет подано.
– Это коза?
– Это безрогая коза, и больше, чем коза, сейчас мы ее убьем, – дружно отозвались все и, полуобернувшись, прикоснулись к древкам своих копий.
– Это бык? – продолжал тот же человек.
– Это безрогий бык, и больше, чем бык, сейчас мы его убьем, – был ответ. И снова все притронулись к копьям.
Наступило молчание, и я с ужасом заметил, как соседка Мухаммеда стала его ласкать, похлопывая по щекам, называть ласковыми именами, тогда как ее яростные глаза так и пожирали его дрожащее тело. Не знаю, почему меня так сильно испугало это зрелище, но оно испугало нас всех, особенно Лео. В движениях рук женщины было что-то змеиное, она явно исполняла какой-то страшный обряд[37]. Смуглый Мухаммед весь побледнел от страха.
– Готово ли мясо для жарки? – быстро произнес все тот же голос.
– Готово, готово!
– Достаточно ли раскалился горшок? – взвизгнул голос, и этот визг пронзительным эхом заметался по пещере.
– Раскалился, раскалился!
– О Небеса! – проревел Лео. – Помните, что сказано в надписи? «Народ, в чьих обычаях – казнить чужеземцев, надевая на них раскаленные горшки».
Не успели мы пошевелиться или хотя бы понять, что происходит, как два здоровенных амахаггера вскочили и, схватив длинные щипцы, погрузили их в самое сердце пламени; одновременно женщина, что ласкала Мухаммеда, вытащила из-за пояса или муччи[38] большую веревочную петлю, набросила ее на его плечи и туго затянула, и окружающие тут же схватили его за ноги. Двое со щипцами напружились и, разметав по каменному полу головешки, подняли с двух сторон большой раскаленный добела горшок.
Через