Это было прекрасно. Я никогда раньше не слышала, чтоб ее так играли.
Я не мог придумать, что ей на это ответить.
– Эту мелодию очень любил мой папа, – продолжала она. – У него пластинка была. Я ее раньше много слушала, но… вы ее сыграли очень по-другому. И вы правда никогда ее не играли?
Я скромно хохотнул.
– Ну, поразительно, на что бываешь способен. Когда снисходит вдохновенье.
Она зарделась.
После пары следующих номеров подошел управляющий и сказал, что я волен идти домой. Ни словом не обмолвился о следующей неделе. Отдал мне наличку и пошел закрывать бар.
– Ну что ж, – сказала она, – мне понравилось. Будь здесь побольше людей, им бы тоже.
Я закончил складывать ноты в полиэтиленовый пакет и сказал:
– Вы не против, если я провожу вас домой? – Она с сомнением глянула на меня. – Я никаких глупостей в виду не имею. Я в смысле – до двери.
– Хорошо, вы очень любезны. Спасибо.
Дальше в тот вечер я так и не зашел – только до ее двери. Все равно оказалось, что дверь эта – каких мало. Где-то вдвое выше меня, по скромной оценке. Вела она, казалось, в какой-то особняк – один из тех до невозможности массивных и роскошных на вид георгианских домов, какие находишь на Онслоу-сквер и в подобных местах.
– Вы тут живете? – спросил я, выгибая шею, чтобы разглядеть верхний этаж.
– Да.
– Сами?
– Нет, жилье я делю еще с одним человеком.
Я поцокал языком.
– Должно быть, очень скученно.
– Я не хозяйка или как-то, – рассмеялась в ответ она.
– Снимаете? Серьезно? И сколько в неделю? Округлите до ближайшей тысячи, если угодно.
– Я тут работаю, – сказала она. – Дом принадлежит одной пожилой даме. Я за нею присматриваю.
Стоял теплый вечер раннего лета. Мы остановились на мостовой напротив дома. За нами высилась лавровая живая изгородь, а за нею – небольшой частный сквер. Над нами серебряно светил уличный фонарь. Я опирался на фонарный столб, она стояла ко мне довольно близко.
– Она просто немощная старушка. Почти весь день спит. Дважды в день мне нужно относить ей наверх еду – мне самой готовить не нужно, этим занимается кухарка. Я готовить не умею. Утром нужно поднимать ее из постели, а вечером укладывать спать. Днем я должна приносить ей чаю и печенья или пирожных, но она иногда просыпается так ненадолго, что не успевает его выпить. Я ей хожу за покупками, в банк – такое вот.
– И что вы за все это получаете?
– Немного денег – и у меня там собственное жилье. Вон они, мои окна. – Она показала на два громадных окна во втором этаже. – Почти все время делать мне ничего не надо. Я там просто сижу, иногда – целый день.
– И вам не одиноко?
– Есть телефон, телевизор.
Я покачал головой:
– Похоже, ну, это очень отличается от моей жизни. Очень отличается.
– Вы мне о ней должны рассказать.
– Да, должен. Быть может, –