не сутки на работе сегодня?
– Привет, – сказал я.
– Да, привет.
– Когда ты будешь дома? Я волнуюсь.
Она посмотрела на своего друга.
– Ты что имеешь ввиду?
– У тебя же сегодня смена кончается? Что ты вообще здесь делаешь, кто он?
Парень недовольно посмотрел на меня.
– Слушай, уходи, – сказал он, – оставь уже нас в покое.
– Нет, постой, я не понимаю, что происходит?
– Уходи, – сказала она, потупив взгляд.
– Но я же жду тебя, я же..
– Уходи, я уже все тебе сказала.
Парень поднимается из-за стола. Полегче, полегче. Вы – вместе? А мы? Мы ведь тоже. Мы были вместе? Мы были?
Как ты могла.
Как ты могла
Как ты
Как ты?
Я выхожу на улицу.
Передо мной гигантские клавиши. Под ними пропасть – с одной стороны, там, где кончаются белые. Я иду по этим белым – пытаюсь, они большие, по пять метров в ширину каждая, и длинные – бесконечно длинные, уходящие в эту пропасть. Над ними – черные, уходящие в темноту, но на них не залезть. Клавиши скользкие. Очень скользкие. Кроме них ничего нет. Я начинаю скатываться в пропасть по белым. Иду и скатываюсь – слишком скользко. Я не могу зацепиться ни за что – пальцы, что с моими пальцами?
Цепляться, цепляться! Пытаюсь, но ничего не получается. Я все скатываюсь, и затем – падаю – падаю в эту пропасть, клавиши остаются где-то сверху, а меня окружает темнота, бесконечная, холодная, сжирающая темнота.
Остается только темнота.
16
Все спутывалось.
– Спокойной ночи, – сказала она.
– Да, слушай, так что ты думаешь?
– Я не знаю, мне завтра на работу.
– Я просто подумал..
– Давай потом, ты нормально сыграл.
Ох уж эти творческие люди. Понимаю, они любого могут довести до белого каления, а вот довести письмо до коммунальных служб – не всегда. Вокруг бардак и грязная посуда. Что же – я совсем не против, прости, я где-то был там, я просто не заметил, я просто не.
Отвернулся к стенке. Не могу уснуть. Пошел налить воды. Вернулся. Ее уже нет. Что? Куда ты делась, милая? Милая? Я помою посуду, обещаю, уже очень скоро, уже завтра, уже почти что! Ветер пронизывает окно насквозь. Он его сейчас разорвет. И стены. Стены такие узкие, такие мрачные. Я ищу по всей комнате – за занавеской, в шкафу, под кроватью. Где ты, где?
Сажусь на кровать. На матрас, точнее. Да, это моя комната. Я вижу, как он сидит в моей комнате. Он встает, смотрит на меня. Я смотрю на него.
Что он делает? Он берет листки, пытается что-то дописать – не выходит, нет-нет, это абсолютно точно – ничего. Он идет к шкафу – постой, зачем? Ножницы. Ох, нет, погоди, погоди! Он берет ножницы и приставляет их к пальцам – СТОЙ ЖЕ, МАТЬ ТВОЮ, СТОЙ, НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО!
Он нажимает – ЧЕРТ, КАК БОЛЬНО, я не могу – ОСТАНОВИСЬ, СУКИН СЫН, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ, ЧТО ТЫ – как же больно, господи, как же БОЛЬНО!
ПРОШУ НЕТ, ПРЕКРАТИ
ПРЕКРАТИ
НЕТ
НЕТ
НЕТ!
17
Проспекты