Володя поймал по наитию. Нажал на кнопку. Фотоаппарат принялся отщелкивать кадр за кадром.
Володя перехватил машинку, меняя ракурс. Взгляд упал на видоискатель. Припаркованная у подъезда «копейка». Петрович. Дальше через дорогу двор: детская площадка, окруженная газоном, и невысокие, чуть выше колена, металлические оградки, чтобы отрезать путь желающим поставить на газон свое авто. У одной из них стоял мужчина лет пятидесяти, крошил хлебный мякиш, подкармливая грязных бесхозных голубей, и беззастенчиво портил своим присутствием кадр.
– Сместитесь, пожалуйста, – не совсем внятно попросил Володя.
Но мужик понял и не споря отошел в сторону. Парень снова повернулся к Петровичу. Старик побледнел и странно косился на мужика с мякишем. Кадр был испорчен.
– Вы чего? – испугался за Петровича Володя.
Тот мотнул головой.
– Ничего, – улыбнулся вымученно. – Возраст.
Он промокнул выступившую на лбу испарину заляпанной маслом тряпочкой и поспешно, как показалось Володе, уткнулся в мотор.
Володя поглядел на птичьего кормильца, но того рядом уже не было. Ушел.
В университете все шло своим чередом. Сонные студенты дремали на нудной лекции. Выспавшиеся хохмили на задних столах. Смешками и шуточками привлекали к себе внимание уставшего от жизни препода. Тот гневно супил брови, ярился и обещал показать хохмачам на экзамене кузькину мать.
Такая ситуация устраивала всех. Лектор давал выход эмоциям, выплескивая весь негатив, скопившийся от недовольных жены и начальства, сына-оболтуса, мизерной зарплаты и опостылевших студентов. Основная масса могла спокойно подремывать, не боясь, что ее настигнет кара в виде мифической кузькиной матери. А хохмачам в общем и целом было побоку.
Володя, пока добирался от «Крылатского» до «Выхино», успел покемарить. Из метро выходил на автопилоте и окончательно проснулся только к третьей паре. Перерыв между второй и третьей парами был большим, и он решил выпить чаю.
Университетская столовая напоминала Петровича и его «копейку», она словно застыла во времени. Володя бросил рюкзак на стул у столика в углу и пошел к стойке. Меню было скучным и скудным. Он взял стакан жасминового чая из пакетика и пару пирожков с капустой, благо капустой отравиться труднее, чем неведомым зверем, попавшим в начинку пирожка с мясом.
Когда вернулся к столику, там уже ждали. На стуле, соседствующем с тем, что был оккупирован Володиным рюкзаком, развалился Андрюха Потапкин. На столе перед ним стояла початая бутылка «Клинского».
– Пиво будешь? – бодро спросил Потапкин, кивая на бутылку.
Володя покачал головой:
– Еще две пары.
– Похрен, – беспечно отмахнулся Андрюха.
Володя отхлебнул чаю. Кипяток огнем опалил язык. Володя отставил стакан и со злостью вцепился зубами в пирог с капустой. Потапкин, казалось, ничего и не заметил. Опрокинул бутылку и захрустел сухариками.
– И все-то тебе похрен, – пробурчал Володя, уплетая пирог. – Ты сегодня уже один