Смысл поручения главнокомандующего мне неизвестен, однако адъютант обмолвился, что речь пойдет о Париже.
– А я как раз обдумываю план захвата Дюнкерка, – проворчал д'Артаньян, словно бы не расслышал о Париже. Он слишком дорожил минутами одиночества, пусть даже сугубо внутреннего, и слишком ценил минуты молчания, чтобы позволять кому-либо врываться в них.
– У вас какой-то особый план? – без тени иронии поинтересовался Дортье. – Тогда принц не зря вызывает вас к себе.
– У меня гениальный план. Я решил в одиночку сражаться против всего гарнизона.
– Хотел бы я видеть, как это у вас получится, – скривил губы лейтенант, поняв, что мушкетер намерен поиздеваться над ним.
– Очень просто. Каждое утро я буду подходить к воротам крепости и вызывать на дуэль одного из испанских офицеров. Как только погибнет последний из них – часть испанских солдат в панике бросятся к кораблям, а часть выйдут с белыми флагами и бутылками шампанского.
– А что, в этом что-то есть от настоящей боевой стратегии, – рассмеялся Дортье. – Готов разделить с вами славу освободителя Дюнкерка. Испанцам придется выходить по двое.
И надолго умолк. Убедившись, что разговорчивость лейтенанта на этом иссякла, д'Артаньян вспомнил о письме барона Вайнцгардта. Непростительным неуважением к раненому барону было то, что оно до сих пор лежало у него в кармане непрочитанным.
«Господин д'Артаньян, – обращался к нему лейтенант-драгун. – Еще раз подтверждаю, что я обязан Вам жизнью. Даже умирая, хотел бы считать Вас своим спасителем. Вы сделали все, чтобы вернуть меня к жизни. Говорят, я потерял много крови, но рана не тяжелая. Врачи обещают вновь поставить меня в строй. Правда, не думаю, что это произойдет так скоро, как бы мне этого хотелось.
Господин граф, Вы оказали бы мне еще одну неоценимую услугу, если бы, побывав в Париже, смогли навестить мою сестру, баронессу Лилию Вайнцгардт. Наши родители умерли. Оставшись без родительского попечительства, семнадцатилетняя баронесса прибыла в прошлом году в Париж, чтобы оставаться поближе ко мне.
Передайте, если будет на то Ваша воля, что повидаться с ней в ближайшее время, как обещал, я не смогу, командир полка не разрешает мне убыть из части. О ранении, естественно, ни слова: ложь во спасение. И еще. Самое важное. Буду вечным должником, если вы окажетесь в состоянии внести плату за обучение и содержание юной баронессы. Сумму назовут в пансионате Марии Магдалины маркизы[3] Дельпомас. Он находится в пригороде, в “Лесной обители” маркизы. Это в лесу, неподалеку от южных ворот. Деньги я верну сразу же, как только смогу выйти из госпиталя. А пока что, извините, поиздержался. Заранее благодарен. Верю, что Вы не оставите Лили в беде, как не оставили меня.
С искренней признательностью. Барон фон Вайнцгардт».
А чуть ниже подписи барона, тем же, слегка дрожащим, женским почерком было выведено: «Со слов барона – сестра монастыря кармелиток Стефания».
– Барон, как я понимаю, ваш друг? – спросил д'Артаньян