что сидеть у огня и развлекать гостей.
– Но к чему тебе все это? – прошипел Генри.
– Я хозяйка Фрайарсгейта, дядюшка. Не мог же ты ожидать, что я всю жизнь просижу за вышиванием, ткацким станком да буду с утра до вечера варить мыло и солить мясо!
– Но все это занятия, подобающие женщинам, черт побери! – не выдержал Болтон. – Именно им и надо посвятить свое время! Тебе следовало оставить мужчинам управление поместьем!
Его лицо снова налилось синевато-фиолетовой краской.
– Вздор! – как ни в чем не бывало возразила Розамунда. – Но, чтобы успокоить тебя, дядя, могу поклясться, что умею делать все вышеперечисленное. Однако Фрайарсгейт принадлежит мне, и мой долг, как владелицы поместья, – заботиться о благополучии моих людей. Ненавижу леность и праздность.
– Я хочу поговорить с Хью! – почти завопил Генри.
– Обязательно, дядюшка, в свое время, – преспокойно ответила Розамунда, не повышая голоса, перед тем как покинуть зал. Позади раздавались протестующие крики Болтона и капризный визг его сыночка:
– Она противная, отец, противная! Я хочу другую жену!
– Заткни свой рот! – бешено заорал Генри на своего наследника.
Розамунда, ехидно усмехаясь, поспешила к мужу, который и в самом деле отдыхал в своей спальне. Заметив проходившую мимо служанку, она приказала:
– Найди Эдмунда Болтона и пошли его в покои хозяина. Пусть не показывается в зале, где сидит мой дядя.
Женщина понимающе кивнула и помчалась выполнять поручение.
Войдя в комнату, Розамунда застала Хью сидящим в кровати. Он сильно похудел и осунулся, но яркие голубые глаза по-прежнему оставались проницательными и полными интереса ко всему окружающему.
– Я слышал, у нас гость, – сказал он с легкой улыбкой.
Розамунда рассмеялась.
– Клянусь, милорд, вы узнаёте все куда раньше меня, – заметила она, садясь на мужнину кровать. – По-моему, Хью, среди наших людей есть доносчик. Я велела Эдмунду найти его. Только у нас не один гость, а два. Дядя привел ко мне очередного мужа.
– И тебе он понравился, Розамунда? – поддразнил Хью с лукавой улыбкой, изогнувшей его тонкие губы.
– Спесивое, тупоголовое, избалованное отродье, судя по всему, что я видела. Пыжится, как дворовый петушок, при всем том, что ненамного его перерос.
Хью рассмеялся, но тут же закашлялся, отстраняя поднесенную Розамундой чашку:
– Нет, девочка, ни к чему это.
– Хочешь сказать, что тебе это не нравится, – мягко упрекнула она, – но травяной настой и в самом деле унимает твой кашель, Хью.
– И на вкус хуже болотной воды, – добродушно проворчал он, но все же выпил несколько глотков снадобья, чтобы угодить жене.
– Дядя хотел видеть тебя. Ты сможешь его вынести? Я и близко не подпущу его, если ты не захочешь, – серьезно заявила она. – Я не желаю терять тебя, мой дорогой старичок.
Хью улыбнулся и погладил Розамунду по руке.
– Рано или поздно это случится, дорогая. И боюсь,