было. На том самом месте стояла какая-то другая, горящая, уже успевшая уменьшиться почти на треть…
– Моя свеча, – растерялся он. – Она куда-то…
Отец Леонид неторопливо подошел к иконе, перекрестился:
– Иных свечей тут не было. Это – ваша.
– Но… я не зажигал ее!..
Орловский растерялся. На ум пришел давний рассказ, слышанный еще на первом курсе о том, что в средние века свечи натирали фосфором – для самовозгорания. Но он ведь купил эту грошовую свечку совершенно случайно!..
– Я не зажигал… – повторил он, чувствуя себя обманщиком.
– Да, не зажигали, – все так же спокойно подтвердил священник. – Но сие не важно. Она горит.
Юрий помотал головой. В мистику он не верил, а к церковным чудесам с плачущими иконами привык относиться более чем скептически.
– Но как это? Почему?
– Не ведаю, сын мой, – отец Леонид внимательно поглядел на икону, затем на своего собеседника. – Вам должно быть виднее, Юрий Петрович. Это – ваша икона. Это – ваша свеча…
Орловский был сбит с толку. Заговори священник о чуде или о чем-либо подобном, он был готов по привычке опровергать, спорить. Но ведь он видел своими глазами!..
– Но… что это должно значить, батюшка?
Отец Леонид пожал плечами:
– Считайте это знаком. Или, ежели хотите, итогом нашего достаточно бестолкового диспута… Юрий Петрович, не знаю, даст ли еще Бог свидеться… Прошу вас, что бы не случилось, забудьте о ненависти! Не берите греха на душу. Вы устанете ненавидеть, а сил на любовь уже не будет… Прошу вас!..
Орловский не ответил – слова не шли на ум. Взгляд вновь упал на икону. Лик Георгия в неярком сверкании серебряной ризы на этот раз показался чужим и далеким, словно бывший младший командир римской армии на какой-то миг забыл о своем непутевом тезке… Юрий склонил голову под благословение, невнятно попрощался и быстро прошел через полутемный храм к выходу.
На душе было тяжело. На смену уже привычному страху пришел стыд. Орловский понял, что вел себя попросту безобразно. Он пришел в церковь, священник, почувствовав, что случайному гостю нужна помощь, обратился к нему, а он, всегда считавший себя воспитанным человеком, обрушился на отца Леонида чуть ли не с руганью! Смелым же он оказался в разговоре с беззащитным священником!
Хотелось немедленно вернуться, извиниться. Нет, он не был согласен с отцом Леонидом. Юрий считал, что имеет полное право на ненависть к врагу, но ведь он говорил со священником! У церкви своя правда, поэтому священнослужителей не посылают в бой…
Орловский уже был готов повернуть назад, но, опомнившись, поднял взгляд – и вздрогнул. Двое, о которых он успел забыть, стояли прямо перед ним, у входа в переулок. Тот, что помоложе и пониже ростом, беззаботно дымил папироской, и на лице его плавала блаженная ухмылка давно не курившего человека. Второй, постарше и повыше, тоже держал папиросу в пальцах, но не курил, а раздраженно вертел ее, словно что-то его в этой папиросе не устраивало.
Юрий сделал несколько