жить и давать жить другим».
Если она звонила, чтобы ей подали воды, и камер-лакей спал в соседней комнате, то она терпеливо ждала.
Встав с постели, государыня переходила в другую комнату, где для нее были приготовлены теплая вода для полоскания рта и ледяная для обтирания лица.
Обязанность приготовления всего этого лежала на особой девушке, камчадалке Алексеевой, часто бывавшей неисправной и заставлявшей императрицу подолгу ждать.
Раз Екатерина рассердилась и сказала:
– Нет, уж это слишком часто, взыщу, непременно взыщу…
При входе Алексеевой, она, впрочем, ограничилась следующим выговором:
– Скажи мне, Екатерина Ивановна, или ты обрекла себя навсегда жить во дворце? Смотри, выйдешь замуж, то неужели не отвыкнешь от своей беспечности, ведь муж не я; право, подумай о себе…
Однажды, в Петергофе, прогуливаясь в саду, императрица увидела в гроте садового ученика, который имел перед собою четыре блюда и собирался обедать.
Она заглянула в грот и спросила:
– Как ты хорошо кушаешь. Откуда ты это получаешь?
– У меня дядя поваром, он мне дает…
– И всякий день по стольку?
– Да, государыня, но лишь во время вашего пребывания здесь.
– Стало быть, ты радуешься, когда я сюда переселяюсь?
– Очень, государыня! – отвечал мальчик.
– Ну, кушай, кушай, не хочу тебе мешать! – сказала государыня и пошла далее.
Все служащие при государыне были к ней беззаветно привязаны и полнейшее ее неудовольствие повергало слуг в большое горе.
Один из ее камердинеров и самый любимый, Попов, отличался необыкновенной правдивостью, хотя и в грубой форме, но императрица на него не гневалась.
Как-то государыня приказала ему принести часы, объяснив, какие именно.
Попов ответил, что таких у нее нет.
– Принеси все ящики, я сама посмотрю, коли ты упрямишься! – сказала императрица.
– Зачем их понапрасну таскать, когда там часов нет.
– Исполняй, а не груби… – заметил бывший при этом граф Орлов.
– Еще правда не запрещена – она сама ее любит… – возразил Попов. – Я принесу, мне что же.
Ящики были принесены, но часов не нашли.
– Кто же теперь неправ, вы или я, государыня? – спросил Попов.
– Я, прости меня… – отвечала та.
В другой раз, не находя у себя на бюро нужной бумаги, императрица сделала тому же Попову выговор.
– Верно, ты ее куда-нибудь задевал! – сказала она.
– Верно, вы сами куда-нибудь ее замешали… – грубо отвечал он.
– Ступай вон! – с досадой крикнула Екатерина.
Попов ушел.
Скоро найдя бумагу в другом месте, она приказала позвать Попова к себе.
Последний, однако, сразу не пришел.
– Зачем я к ней пойду, когда она меня от себя выгнала… – возразил он.
Только по третьему зову предстал он перед очи своей государыни.
Раз рано утром императрица взглянула в окно и увидела, что какая-то старуха ловит перед дворцом