эта мелочь не могла испортить настроения.
Неадекватно приподнятого настроения.
Я… я осознавала, что все произошедшее со мной в высшей степени ненормально. Предательство супруга. Убийство. Мир иной… люди и нелюди… и эта машина, которую Тихон гордо именовал октоколесером – язык сломаешь.
Некроманты.
Ужин при свечах, к слову, готически черных свечах, которые тоже отыскались на кухне и вполне себе гармонировали с белым фарфором.
И впору бы в панику удариться или закатить истерику, а я вот… сижу и слушаю истории про упырей.
Не плачу.
Не буду плакать.
Я смеюсь… чему? А чему-то… и слезы, которые из глаз, это от смеха, не иначе… зачем мне плакать? Я ведь жива.
Знаю, что жива.
Что это все – не предсмертный бред, когда время индивидуально и за секунду проживаешь альтернативную жизнь. В фантазии своей или в бреду там я бы выбрала жизнь иную, более… типичную, что ли? Уютную… а в этом фургоне уют наводить и наводить.
– Оливия?
– Извините. – Я встала из-за стола. – Мне… мне бы на воздух.
Леди не плачут.
Во всяком случае, на людях. И пусть люди эти внимательны и, полагаю, за истерику меня не упрекнут, но… я все одно не могу, а если и дальше сдерживаться стану, то меня попросту разорвет.
Я аккуратно разложила салфетку на спинку стула.
И вышла.
За ширму.
Но тонкая ткань – шелк? – не способна была укрыть меня от взглядов. Дверь отворилась беззвучно.
Хорошо.
Вечерний воздух был прохладен. Небо… небо черничного оттенка. И солнце с прозеленью. Смутные очертания городка, до которого мы не добрались по непонятной мне причине.
Лесенка оказалась удобной.
Прочной.
Дорога… холодной, и я вспомнила, что так и не нашла себе обуви. Острый камушек тут же впился в пятку. И эта мелочь, в общем-то ничтожная по сравнению со всем, что сегодня случилось, стала последней каплей.
Я разревелась.
Я плакала, захлебываясь слезами, глядя на зеленое солнце и спутника его, который налился алым цветом…
Как долго?
Не знаю. Может, минуту, может, час. Время смыло слезами. Когда я очнулась, обнаружила, что сижу, прижавшись спиной к холодному колесу. Зеленое солнце почти исчезло за горизонтом, а спутник его повис алой бусиной.
Я замерзла.
И кажется, нарыдалась до хрипоты.
И глаза, думать нечего, заплыли… и если вернуться сейчас, не избежать расспросов, а ко внятному диалогу я была морально не готова.
Надо собраться с силами.
Надо…
И я обняла себя. Летняя ночь прохладна, но, глядишь, не окоченею. Приду в себя и вернусь… мне всего-то надо минуту-другую, чтобы окончательно успокоиться…
Всхлип раздался где-то рядом. Тоненький и жалобный.
Я повернулась.
Никого.
Но ведь… или послышалось? Может, местная птица какая рыдать изволит? Или…
Всхлип повторился.
– Эй, – осторожно окликнула я, вглядываясь в тени. А их в подбрюшье машины