Апостол водил пальцем по строчкам и покачивался взад-вперед в такт только ему слышимой музыке.
Рыжебородый роттмайстер17 Ульрих сидел рядом с ним. Не такой здоровый, как померанец, но тоже крепкий и с очень мощными предплечьями. Когда баварец, как сейчас, точил свой гигантский меч с волнистым лезвием, на запястьях и возле локтей жилы бугрились, как корни дуба. Даже на фоне пышной бело-голубой одежды с обычными для братьев разрезами предплечья казались слишком развитыми, будто по ошибке приделанными не к тому телу.
Пришлый оборванец с повязкой на глазах тоже сидел, прислонившись спиной к стене, но к противоположной. В чем состояло его актерское ремесло, Эмих так и не понял. Колени слепой подобрал и старательно делал вид, что игра ему нисколько не интересна, но стоило костям загреметь в глиняной кружке, как он тут же напрягался, как сторожевой пес, и ждал, какой объявят результат.
В комнате все сильнее пахло жареным. И отнюдь не фигурально.
– Кто сегодня за еду отвечает? – спросил, не выдержав, Эмих.
– Наш роттмайстер, разъедри его дыру! – откликнулся Штефан.
– Брат Ульрих, убирай железку, пока не порезался! – улыбнулся Каспар. – В котле вся вода выкипела.
Пробурчав под нос короткое кощунство о Деве Марии, баварец в последний раз лязгнул сталью о сталь, отставив двуручный меч в угол, где лежали его доспехи, и в следующий миг загремел уже чугуном.
– Кстати о девах, – встрял в разговор шут, использовавший на этот раз баварский говор. – Почему благородные господа при деньгах лишают себя общества любезнейших дам?
– Да, Эмих, где баба? – прохрипел Штефан.
Такого поворота Эмих, мягко говоря, не ожидал.
– Вы ж сами сказали ее заткнуть! – удивился он. – Ну, я и того… За бруствером она валяется.
– Ты нормальный язык понимаешь или вы, швабы, поголовно тупые? – заревел Ульрих. – Я сказал, чтобы она не хныкала, как монашка на исповеди, согрешившая со свечкой. Запугать, поучить уму-разуму, можно и ножом потыкать немножко, коли охота, но убивать-то зачем?
– Да, брат Эмих, кого теперь прикажешь пользовать? Не тебя ли? – поддержал гессенец.
– Заткни хайло, пока есть чем пользовать!
Эмих уже готов был потянуться за ножом, но в этот момент слепого, сидевшего ближе всех ко входу, грубо оттолкнули в сторону. Прямые белые кресты на одежде, короткий меч и алебарда, которую пришлось наклонить, иначе в дверь не пролезла бы. Швейцарец, из трабантов18! В переполненном доме сразу повисло гробовое молчание, прерванное только стуком костей.
– Брат Ульрих, не овечьим ли дерьмом завоняло? – спросил Штефан, шумно принюхиваясь.
– Не, скорее бараньим, – ответил Ульрих, у которого даже шутка звучала угрожающе.
– Не знал, что господа ландскнехты так тонко разбираются в запахах дерьма, – добавил от себя шут, – но усы стоящего